тяжелые доспехи, которые не в подъем были изысканным рыцарям с 
Запада, но которые легко носили крепкие шляхтичи из Великой и Малой Польши. 
Старики добывали в боковушах из сундуков заплесневелые мешки с гривнами, чтобы 
снарядить в поход сыновей. Однажды Збышко ночевал у богатого шляхтича Бартоша 
из Беляв, отца двадцати двух могучих сыновей, заложившего свои обширные земли 
монастырю в Ловиче, чтобы купить двадцать два панциря, столько же шлемов и 
прочего военного снаряжения. И хотя Збышко ничего не слыхал в Богданце о войне, 
однако он тоже подумал, что придется двинуться в Пруссию, и благодарил бога за 
то, что так хорошо снарядился в путь. Доспехи Збышка всюду вызывали удивление. 
Его принимали за воеводича, а когда молодой рыцарь уверял, что он простой 
шляхтич и что такие доспехи можно купить у немцев, стоит только щедро 
рассчитаться за них секирой, сердца слушателей загорались воинственным пылом. 
Но многие, увидев его доспехи, не могли удержаться от соблазна и, догнав Збышка 
на большой дороге, предлагали ему:
     "Давай сразимся за них!" Но Збышко торопился вперед и не хотел принимать 
бой, а чех натягивал самострел. Збышко даже перестал вывешивать в корчмах доску 
с вызовом, поняв, что, по мере того как он углубляется в страну, люди все 
меньше разбираются в подобных делах и все чаще почитают его за глупца.
     В Мазовии народ меньше говорил о войне. И тут все верили, что война 
неизбежна, но не знали, когда она может вспыхнуть. В Варшаве все было спокойно, 
тем более что двор находился в Цеханове, который князь Януш перестраивал, 
верней, восстанавливал, после давнего набега Литвы, когда от старого города 
остался один только замок. В варшавском замке Збышка принял правитель Ясько 
Соха, сын воеводы Абрагама, павшего в битве на Ворскле.
     Ясько знал Збышка, так как был с княгиней в Кракове, поэтому он радушно 
принял молодого рыцаря; однако, прежде чем сесть за стол, Збышко стал 
спрашивать Яська, как Дануся, не вышла ли она замуж вместе с другими 
придворными паннами княгини.
     Но Соха ничего не мог об этом сказать. Князь и княгиня с ранней осени жили 
в Цеханове. В Варшаве оставалась только горсточка лучников и он для охраны 
замка. Соха слышал, что в Цеханове веселились и, как всегда перед 
рождественским постом, играли свадьбы, но какие придворные панны вышли замуж, а 
какие - нет, он, будучи человеком женатым, не спрашивал.
     - Думаю, однако, - сказал Соха, - что Дануся замуж не вышла, потому что 
свадьбу сыграть без Юранда не могли, а об его приезде я ничего не слыхал. У 
князя и княгини гостят также два рыцаря-крестоносца, комтуры, один из Янсборка, 
другой из Щитно, и с ними как будто чужеземцы; ну, Юранд в такое время никогда 
не приезжает, ибо стоит ему увидеть белый плащ, как он тотчас приходит в ярость.
 А раз не было Юранда, значит, не было и свадьбы! Впрочем, если хочешь, я пошлю 
гонца разузнать обо всем и велю ему спешно воротиться назад, хоть и думаю, что 
ты наверняка найдешь Данусю еще в девушках.
     - Я сам завтра утром поеду, а за утешение тебе спасибо. Как только кони 
отдохнут, так и тронусь в путь, мне покоя не будет, покуда я не узнаю всю 
правду; ну, а тебе все-таки спасибо - у меня от души теперь отлегло.
     Однако Соха этим не ограничился. Он стал расспрашивать шляхтичей, 
гостивших в это время в замке, и солдат, не слыхал ли кто из них о свадьбе 
Дануси. Никто об этом ничего не слыхал, хотя нашлись такие, которые были в 
Цеханове и даже гуляли там на свадьбах. Разве только в последние недели или в 
последние дни она вышла. Могло статься и так - ведь в те времена люди недолго 
раздумывали. И все же Збышко лег спать, окрыленный надеждой.
     Уже в постели он подумал, не прогнать ли завтра Сандеруса, однако решил, 
что этот бродяга знает немецкий язык и может пригодиться ему, когда придется 
выехать в Мальборк для поединка с Лихтенштейном. Збышко подумал также, что 
Сандерус не обманул его, и хоть дорого стоил, потому что ел и пил в корчмах за 
четверых, однако был услужлив и выказывал некоторую привязанность к своему 
новому господину. И главное, он умел писать, чем превосходил не только 
оруженосца-чеха, но и самого Збышка.
     Вот почему молодой рыцарь позволил Сандерусу ехать с ним в Цеханов, чему 
тот обрадовался не только потому, что в дороге его поили и кормили, но и потому,
 что в такой почтенной компании он внушал большее доверие и легче находил 
покупателей. Переночевав в Насельске и подвигаясь не слишком быстро и не 
слишком медленно, путники на другой день под вечер увидели стены цехановского 
замка. Збышко остановился в корчме, чтобы надеть доспехи и, по рыцарскому 
обычаю, въехать в замок в шлеме и с копьем в руке; сев затем на своего рослого 
коня, добытого в бою, он сотворил в воздухе крест и двинулся вперед.
     Но не проехал он и десяти шагов, как ехавший позади чех поравнялся с ним и 
сказал:
     - Ваша милость, за нами мчатся какие-то рыцари, уж не крестоносцы ли это?..

     Збышко повернул коня и в каких-нибудь тридцати шагах увидел блестящую 
группу всадников, во главе которой ехали два рыцаря на рослых поморских конях, 
оба в полном вооружении, в белых плащах с черными крестами и в шлемах с 
высокими павлиньими султанами.
     - Клянусь богом, крестоносцы! - сказал Збышко.
     И он невольно пригнулся в седле, вытянул копье в пол конского уха, а чех, 
увидев это, поплевал в кулак, чтобы рукоять секиры не скользила в руке.
     Слуги Збышка, люди бывалые и сведущие в военном деле, тоже стали наготове, 
правда не для боя - в рыцарских поединках слуги не принимали участия, - а для 
того, чтобы отмерить место для конного боя или утоптать снег для пешего. Один 
только чех, принадлежавший к шляхетскому роду, мог принять участие в бою; но и 
он полагал, что, прежде чем ударить на врага, Збышко сделает вызов, и поразился,
 увидев, что молодой господин наставил до вызова свое копье.
     Однако Збышко вовремя спохватился. Он вспомнил свой безрассудный поступок 
под Краковом, когда так легкомысленно хотел напасть на Лихтенштейна, и все беды,
 которые после этого обрушились на него, поднял копье, отдал его