. Погибну я, коли вы меня не спасете.
     - Коли по моей вине ты погибнешь, мне придется отвечать за твои грехи, - 
сказал Збышко, - но откуда мне знать, правду ты говоришь или, может, ты бродяга,
 а то и разбойник, каких много шатается по дорогам?
     - Это ты, пан, узнаешь по моим коробам. Любой человек отдал бы кошель, 
набитый дукатами, лишь бы завладеть тем, что хранится в них, но тебе я даром 
уделю немножко, только прихвати меня с моими коробами.
     - Вот ты говоришь, будто ты слуга божий, а того не знаешь, что спасать 
людей надо не ради земных, а ради небесных благ. Но как же ты спас короба, коли 
у тебя убежал конь, который вез их?
     - Да ведь коня в лесу на полянке волки задрали, я только тогда его и нашел,
 ну, а короба уцелели, я притащил их на обочину дороги и стал ждать, пока 
добрые люди смилосердятся и спасут меня.
     Желая доказать, что он говорит правду, незнакомец показал на два лубяных 
короба, лежавших под сосной. Збышко смотрел на него с недоверием, человек этот 
казался ему подозрительным, да и выговор его, хоть и довольно чистый, выдавал, 
однако, иноземное происхождение путника. Но отказать незнакомцу в помощи Збышко 
не хотел и позволил ему сесть с коробами, удивительно легкими, на свободного 
коня, которого вел чех.
     - Да умножит бог твои победы, храбрый рыцарь! - сказал незнакомец.
     И, видя юное лицо Збышка, прибавил вполголоса:
     - И волосы в твоей бороде.
     Через минуту он уже ехал рядом с чехом. Некоторое время они не могли 
разговаривать, потому что за сильным ветром и страшным лесным шумом ничего не 
было слышно; но когда буря поутихла, Збышко услыхал позади следующий разговор:
     - Я ничего не говорю, может, ты и был в Риме, но уж очень похоже, что ты 
охотник до пива, - говорил чех.
     - Берегись вечных мук, - ответил незнакомец, - ибо ты говоришь с человеком,
 который на прошлую пасху ел крутые яйца с его святейшеством. И не говори мне 
по такому холоду про пиво, разве только про гретое, но, коли есть у тебя 
баклажка с вином, дай хлебнуть два-три глотка, а я тебе отпущу месяц чистилища.
     - Да ведь я сам слыхал, как ты говорил, что вовсе ты не посвященный, как 
же ты можешь отпустить мне месяц чистилища?
     - Это верно, что я непосвященный, но макушка у меня выбрита, я получил на 
то дозволение, да к тому же я с собой вожу отпущения и святыни.
     - В этих коробах? - спросил чех.
     - В этих коробах. Да если бы вы только видели, что у меня там хранится, то 
пали бы ниц, и не только вы, но и все сосны в бору вместе с дикими зверями.
     Но чех, парень бойкий и бывалый, подозрительно поглядел на торговца 
индульгенциями и спросил:
     - А коня волки съели?
     - Съели, они ведь сродни дьяволам, но только потом лопнули. Одного я видел 
собственными глазами. Коли есть у тебя вино, дай хлебнуть, а то хоть ветер и 
стих, да уж очень я промерз, покуда сидел у дороги.
     Однако вина чех ему не дал, и они снова ехали в молчании, пока торговец 
индульгенциями не спросил:
     - Куда это вы едете?
     - Далеко. Но пока в Серадз. Поедешь с нами?
     - Придется. Переночую в конюшне, а завтра этот благочестивый рыцарь, может,
 подарит мне коня, и я поеду дальше.
     - Откуда ты?
     - Из прусских владений, из Мальборка.
     Услыхав об этом, Збышко повернулся и кивнул незнакомцу головой, приказывая 
ему подъехать поближе.
     - Ты из Мальборка? - спросил он. - И едешь оттуда?
     - Из Мальборка.
     - Но ты, верно, не немец, хорошо говоришь по-нашему. Как звать тебя?
     - Немец я, а зовут меня Сандерус; по-вашему я говорю потому, что родился в 
Торуне, а там весь народ говорит по-польски. Потом я жил в Мальборке, но там 
тоже говорят по-польски. Да что там! Крестоносцы, и те понимают по-вашему.
     - А давно ты из Мальборка?
     - Да я, пан, и в святой земле побывал, и в Константинополе, и в Риме, а 
оттуда через Францию вернулся в Мальборк, а уж из Мальборка двинулся в Мазовию 
со своими святынями, которые набожные христиане охотно покупают для спасения 
души.
     - В Полоцке или в Варшаве был?
     - Был и там, и там. Дай бог здоровья обеим княгиням! Недаром княгиню 
Александру любят даже прусские рыцари, она очень благочестива, да и княгиня 
Анна не хуже ее.
     - Двор в Варшаве видел?
     - Я его не в Варшаве, а в Цеханове встретил, где князь и княгиня приняли 
меня радушно, как слугу божьего, и щедро наградили на дорогу, но и я оставил им 
святыни, которые должны принести их дому благословение господне.
     Збышко хотел спросить про Данусю, но стыд и робость овладели вдруг им, он 
понял, что это значило бы открыть тайну своей любви незнакомому простолюдину, к 
тому же подозрительному с виду, быть может просто мошеннику. Помолчав с минуту 
времени, он спросил:
     - Что за святыни возишь ты по свету?
     - Да я и отп