л он на двоих турок, подаренных ему 
Сулимчиком Завишей, и на двоих рослых парней, которые, сидя верхом на меринах, 
вели за собой его скакунов, - вот мои слуги, а тебя кто прислал?
     - Панна Ягенка из Згожелиц.
     - Панна Ягенка?
     Збышко только что думал о девушке одно худое, и сердце его еще было полно 
неприязни к ней, поэтому он сказал:
     - Воротись домой и скажи панне спасибо, не нужен ты мне.
     Но чех покачал головой:
     - Не порочусь я, пан. Меня вам подарили, да и я поклялся служить вам до 
смерти.
     - Раз тебя подарили мне, так ты мой слуга?
     - Ваш, пан.
     - Тогда я приказываю тебе воротиться.
     - Я поклялся, и хоть я невольник из Болеславца и бедный слуга, но шляхтич..
.
     Збышко разгневался:
     - Прочь отсюда! Это еще что такое! Хочешь служить мне против моей воли? 
Прочь, не то прикажу натянуть самострел.
     Чех спокойно отторочил суконную епанчу, подбитую волчьим мехом, отдал ее 
Збышку и сказал:
     - Панна Ягенка и вот это прислала вам, вельможный пан.
     - Хочешь, чтоб я тебе ребра переломал? - спросил Збышко, беря из рук 
конюха копье.
     - И кошелек велено вам отдать, - продолжал чех.
     Збышко замахнулся было, но вспомнил, что хоть слуга и невольник, но сам 
шляхетского рода и у Зыха остался, верно, только потому, что не на что ему было 
выкупиться, - и опустил копье.
     Чех склонился к его стремени и сказал:
     - Не гневайтесь, пан. Не велите вы мне ехать с вами, так я поеду следом в 
сотне шагов, я ведь спасением души своей клялся.
     - А ежели я прикажу убить тебя или связать?
     - Прикажете убить, не мой грех это будет, а связать прикажете, так 
останусь лежать, покуда меня люди добрые не развяжут либо волки не съедят.
     Збышко ничего ему не ответил, тронул коня и поехал вперед, а за ним 
последовали его слуги. Чех с самострелом за плечами и с секирой на плече 
потащился сзади, кутаясь в косматую шкуру зубра от резкого ветра, который подул 
внезапно, неся снежную крупу.
     Метель крепчала с каждой минутой. Турки, хоть и были одеты в тулупы, 
коченели от стужи, конюхи Збышка стали хлопать руками, а сам он, тоже одетый не 
очень тепло, покосился раз-другой на волчью епанчу, привезенную Главой, и через 
минуту велел турку подать ее.
     Плотно закутавшись в епанчу, он почувствовал вскоре, как тепло разливается 
у него по жилам. Особенно удобен был капюшон, который закрывал глаза и часть 
лица, так что буря теперь почти не донимала молодого рыцаря.
     И невольно он подумал, что Ягенка добрейшей души девушка, и придержал коня,
 пожелав расспросить чеха о ней и обо всем, что творилось в Згожелицах.
     Кивнув слуге, он спросил:
     - Знает ли старый Зых, что панна послала тебя?
     - Знает, - ответил Глава.
     - И не перечил он панне?
     - Перечил.
     - Расскажи, как все было.
     - Пан ходил по горнице, а панна за ним. Он кричал, а панночка - ни гугу, 
но только он к ней обернется, она бух ему в ноги. И ни слова.
     Говорит наконец пан: "Оглохла ты, что ли, что ничего на все мои доводы не 
отвечаешь? Молви хоть словечко, не то позволю, а позволю, так аббат голову мне 
оторвет!" Тут панна поняла, что на своем поставит, да в слезы, и знай пана 
благодарит. Он стал выговаривать панночке, что взяла она волю над ним, что 
всегда на своем поставит, а потом и говорит: "Поклянись, что не побежишь 
украдкой прощаться с ним, тогда позволю, иначе нет".
     Запечалилась тут панночка, но дала обещание, и пан очень обрадовался, 
потому что они с аббатом страх как боялись, как бы не вздумалось ей повидаться 
с вами. Но этим дело не кончилось, захотела тут панна пару коней дать, а пан ни 
в какую, захотела панна волчью епанчу послать и кошелек, а пан ни в какую. Да 
что там его запреты! Она бы дом вздумала поджечь, и то бы он согласился. Вот и 
лишний конь у вас, и волчья епанча, и кошелек...
     "Добрейшей души девушка!" - подумал про себя Збышко.
     Через минуту он спросил вслух:
     - А с аббатом у них все обошлось?
     Чех улыбнулся, как бойкий слуга, отлично понимающий, что вокруг него 
творится, и ответил:
     - Они оба тайком от аббата все это делали, и что там было, когда он 
прознал обо всем, я не знаю, я раньше уехал. Аббат как аббат! Рявкнет иной раз 
и на панночку, а потом в глаза ей заглядывает, не очень ли обидел. Сам я видал, 
как он накричал на нее один раз, а потом полез в сундук и такое ей принес 
ожерелье, что и в Кракове лучше не сыщешь. "На вот!" - говорит.
     Справится она и с аббатом, отец родной не любит ее так, как он.
     - Это правда.
     - Истинный бог, правда...
     Они умолкли и продолжали подвигаться вперед сквозь ветер и снежную крупу. 
Вдруг Збышко придержал коня, до слуха его из чащи донесся жалобный голос, 
заглушаемый лесным шумом:
     - Христиане, спасите слугу божьего в беде!
     Тут на дорогу выбежал человек в полумонашеской-полусветской одежде и, 
остановившись перед Збышком, стал кричать:
     - Кто бы ты ни был, милостивый пан, подай руку помощи человеку и ближнему 
в тяжкой беде!
     - Что за беда стряслась над тобою и кто ты такой? - спросил молодой рыцарь.

     - Я слуга божий, хоть и не посвященный, а стряслась надо мною вот какая 
беда: нынче утром вырвался у меня конь, который вез короба со святынями. 
Остался я один, безоружный, вечер приближается, и скоро в лесу завоют лютые 
звер