ямь не может; человек он твердый, коль сказал, слову своему не 
изменит. Ты, девушка, не падай духом, приободрись. По правде сказать, должен 
был он уехать, ведь в костеле дал клятву добыть павлиньи гребни. Да и девушка 
покрывалом его накрыла в знак того, что хочет выйти за него замуж, потому и 
голову ему не отрубили; в долгу он у нее, что говорить! Даст бог, не будет она 
женой ему, но по закону он ее суженый. Зых на него сердит, аббат, верно, 
бранится на чем свет стоит, я на него тоже гневаюсь; но ты сама посуди, что ему 
было делать? Раз он в долгу перед той, надо было ехать. Он ведь шляхтич. Одно 
только скажу: не побьют его где-нибудь немцы, вернется он не только ко мне, 
старику, не только в Богданец, но и к тебе: уж очень ты была ему по сердцу.
     - Где уж там! - сказала Ягенка.
     Но придвинулась к Мацьку и, тихонько толкнув его локтем, спросила:
     - Откуда вы знаете? А? Ведь не правда все это?..
     - Откуда я знаю? - переспросил Мацько. - Да видел, как тяжело ему было 
уезжать. И уж когда решили мы, что уедет он, спросил я у него: "А не жаль тебе 
Ягенки?" А он сказал: "Дай бог ей здоровья и счастья". Да так развздыхался, 
будто кузнечный мех был у него в середке...
     - Да нет, не правда!.. - повторила потише Ягенка. - Но только вы 
рассказывайте...
     - Ей-ей, правда!.. Уж после тебя та ему не больно придется по вкусу - сама 
знаешь, ядреней и красивей девки, чем ты, на всем свете не сыщешь.
     Небось чуяло его сердце, что ты его суженая, и любил-то он, может, тебя 
больше, чем ты его.
     - Вот уж нет! - воскликнула Ягенка.
     И, сообразив, что выдала себя, закрыла рукавом румяное, как наливное 
яблочко, лицо, а Мацько улыбнулся, погладил усы и сказал:
     - Эх, вот бы молодость! Но ты не падай духом, я уж вижу, как дело 
обернется: поедет он, получит при мазовецком дворе шпоры, - там граница близко, 
на крестоносца легко наткнуться... Знаю я, и немцы бывают могучими рыцарями и 
железо может проткнуть его шкуру, но только думаю, что не всякий с ним 
справится, ловкий из него, дьявола, вояка. Подумай только, как он в один миг 
разделался с Чтаном из Рогова и Вильком из Бжозовой, а ведь они, говорят, 
молодцы и крепкие парни, сущие медведи. Привезет он свои чубы, но дочки Юранда 
не привезет, я ведь сам говорил с Юрандом и знаю, как обстоит дело. Ну, а что 
потом? Потом сюда воротится, больше ему воротиться некуда.
     - Когда еще он там воротится?
     - Ну, коли ты не выдержишь, так уж не пеняй. А пока передай аббату и Зыху 
все, что я тебе рассказал. Может, меньше станут гневаться на Збышка.
     - Как же мне передать им? Батюшка не очень гневается, больше печалится, а 
при аббате и вспомнить нельзя про Збышка. Досталось от него и мне, и батюшке за 
слугу, которого я послала Збышку.
     - Какого слугу?
     - Да вы его знаете. Чех у нас был, которого батюшка взял в полон под 
Болеславцем, хороший слуга, верный. Звать его Главой. Батюшка приставил его 
служить мне, потому что он сказал, что дома у себя был шляхтичем, а я дала ему 
добрую броню и послала к Збышку, чтобы он служил ему и охранял его, а случись 
какая беда, дал бы знать... Я ему и кошелек на дорогу дала, а он спасением души 
поклялся мне, что до самой смерти будет верно служить Збышку.
     - Мое ты дитятко! Спасибо тебе! А Зых не перечил?
     - А чего ему было перечить? Сперва он никак не хотел позволить, а 
повалилась я ему в ноги - и вышло по-моему. С батюшкой никаких хлопот не было, 
а вот как аббат прознал обо всем этом от своих скоморохов, такой крик поднял, 
сущее светопреставление, батюшка даже в ригу от него убежал.
     Только вечером сжалился аббат над моими слезами, да еще ожерелье мне 
подарил. Но я бы все стерпела, только бы у Збышка слуг было побольше.
     - Ей-ей, не знаю, его иль тебя больше люблю; но ведь он и без того взял 
много людей, да и денег я ему дал, хоть он и не хотел... Ну, а Мазовия не за 
горами...
     Разговор был прерван лаем собак, криками и громом медных труб перед домом. 
Заслышав шум, Ягенка сказала:
     - Батюшка с аббатом с охоты воротились. Выйдемте на крылечко, лучше пусть 
аббат увидит вас издали, а не вдруг в доме.
     С этими словами она проводила Мацька на крылечко, откуда они увидели во 
дворе на снегу целую кучу народа, коней и собак и тут же туши заколотых 
рогатинами или убитых из самострела лосей и волков. Завидев Мацька, аббат, 
прежде чем соскочить с коня, метнул в его сторону рогатину; правда, он вовсе не 
думал попасть в старика, а хотел только показать, как сильно он гневается на 
обитателей Богданца. Но Мацько сделал вид, будто ничего не заметил, снял шапку 
и издали ему поклонился, а Ягенка, та и впрямь ничего не заметила, - она 
поразил