весь опор с развевающимися на ветру рукавами, подобный огромной 
красной птице.
     Причетники в тревоге скакали за ним, как стадо за своим вожаком.
     Мацько некоторое время смотрел им вслед, а когда они скрылись в лесу, 
медленно вернулся в дом и, уныло качая головой, сказал Збышку:
     - Что же это ты натворил!..
     - Ничего бы этого не было, когда бы я раньше уехал отсюда, а не уехал я 
из-за вас.
     - Как так из-за меня?
     - Не хотел больного вас бросить.
     - А как же теперь?
     - А теперь уеду.
     - Куда?
     - В Мазовию, к Дануське... и павлиньи чубы у немцев искать.
     Мацько помолчал с минуту времени, а затем сказал:
     - Закладную он нам отдал, но залог-то остался и записан в судебную книгу. 
Не простит нам теперь аббат ни единого скойца.
     - Ну что ж, пускай не прощает. Деньги у вас есть, а мне на дорогу ничего 
не надо. Меня везде примут и коней покормят; а коль панцирь на мне и меч при 
мне, так и тужить-то мне не о чем.
     Пораздумался Мацько обо всем, что случилось. Не по его все вышло.
     Сам-то он всей душой желал, чтобы Збышко женился на Ягенке, да понял 
теперь, что не испечь из этой муки хлеба, ну а коли аббат и Зых с Ягенкой 
гневаются да припуталась еще эта драка с Чтаном и Вильком, так уж лучше Збышку 
уехать, чем и дальше быть причиной раздоров и споров.
     - Эх! - сказал он. - Ничего не поделаешь, все едино придется тебе искать 
немецкие головы, так уж лучше езжай. Пусть будет, как богу угодно... А мне 
сейчас надо ехать в Згожелицы; может, как-нибудь удастся уломать Зыха и аббата..
. Зыха мне особенно жаль.
     Тут старик заглянул Збышку в глаза и спросил вдруг:
     - А тебе не жаль Ягенки?
     - Дай бог ей здоровья и счастья! - ответил Збышко.

XVIII

     Мацько терпеливо выждал несколько дней в надежде, что до него дойдет 
какая-нибудь весть из Згожелиц или сам аббат переложит гнев на милость; но в 
конце концов ему наскучили неопределенность и ожидание, и он решил сам съездить 
к Зыху. Не по его вине все это случилось, а все же старику хотелось знать, не 
обиделся ли Зых и на него; что до аббата, то он был уверен, что отныне он со 
Збышком впал у родича в немилость.
     Однако Мацько хотел сделать все, что было в его силах, чтобы смягчить гнев 
аббата, и по дороге все раздумывал да прикидывал, что да как сказать в 
Згожелицах, чтобы загладить вину и сохранить прежние добрососедские отношения. 
Но старик никак не мог собраться с мыслями и обрадовался, застав дома одну 
Ягенку, которая приняла его по-старому, и поклонилась, и руку поцеловала, 
словом, встретила приветливо, хотя и была немного грустна.
     - Отец дома? - спросил старик.
     - На охоту уехал с аббатом. Они скоро должны вернуться...
     Ягенка ввела гостя в дом, и они долго сидели в молчании, пока девушка 
наконец не спросила первая:
     - Скучно вам одному в Богданце?
     - Скучно, - ответил Мацько - А ты уже знаешь, что Збышко уехал?
     Ягенка тихо вздохнула.
     - Знаю. Я в тот же день узнала; думала, заедет доброе слово сказать на 
прощанье, а он и не заехал.
     - Как же ему было заезжать-то, ведь аббат пополам бы его разорвал, да и 
твой отец не захотел бы его видеть.
     Она тряхнула головой и ответила:
     - Эх! Никому не дала б я его в обиду.
     Твердое сердце было у Мацька, но эти слова растрогали старика, он привлек 
к себе девушку и сказал:
     - Бог с тобой, мое дитятко! Ты невесела, да ведь и мне невесело, потому, 
скажу я тебе, ни отец родной, ни аббат не любят тебя больше, чем я. Лучше было 
мне от той раны погибнуть, что ты меня вылечила, только б женился он не на 
другой, а на тебе.
     Такая печаль и тоска нашла вдруг на Ягенку в эту минуту, что не могла она 
больше таиться.
     - Не видать уж мне его больше, - сказала она, - а увидеть с дочкой Юранда, 
так лучше мне прежде очи выплакать.
     И концом передника она прикрыла глаза, на которые набежали слезы.
     - Ну, полно! - воскликнул Мацько. - Уехать-то он уехал, но, даст бог, с 
дочкой Юранда не воротится!
     - Отчего ж ему с нею не воротиться? - промолвила Ягенка из-под передника.
     - Да ведь не хочет Юранд отдать за него Дануську.
     Ягенка вдруг открыла лицо и, повернувшись к Мацьку, живо спросила:
     - Он и мне говорил, да только правда ли это?
     - Правда, истинная правда.
     - Отчего же не хочет-то?
     - Да кто его знает. Обет, что ли, он дал, а против обета разве пойдешь. По 
душе ему Збышко пришелся, и немцам помочь отомстить обещался, да и это не 
помогло. Зря его и княгиня Анна сватала. Не хотел Юранд слушать ни просьб, ни 
приказов, ни увещаний. Сказал, что не может. Ну, видно, есть у него причина 
такая, что и вп