те из них, 
которые недавно присоединились к его свите, никогда Богданца не видали. Они 
приуныли, когда взорам их открылся убогий домишко, который и сравнить нельзя 
было с обширным домом в Згожелицах. Однако, заметив, что сквозь соломенную 
стреху домишка пробивается дым, они воспрянули духом и совсем оживились, когда 
вошли в дом и услышали запах шафрана и всяких яств и увидели два стола, 
уставленные оловянными мисками, правда еще пустыми, но такими огромными, что 
один вид их радовал глаз. На столе поменьше сверкала приготовленная для аббата 
миска чистого серебра и такой же, украшенный богатой резьбою, кубок, добытые 
вместе с другими богатствами у фризов.
     Мацько и Збышко тотчас стали звать гостей к столу, но аббат, который, 
уезжая из Згожелиц, плотно поел, отказался, тем более что его занимало совсем 
другое. По приезде в Богданец он сразу стал пытливо и вместе с тем беспокойно 
всматриваться в Збышка, словно хотел найти на нем следы драки; при виде 
спокойного лица юноши его охватило такое нетерпение, что он уже не мог сдержать 
свое любопытство.
     - Пойдем-ка в боковушу, - сказал он, - поговорим насчет залога. Не 
прекословить, не то рассержусь!
     Затем он повернулся к причетникам и рявкнул:
     - А вы потише там да под дверью мне не подслушивать!
     Он отворил дверь и с трудом протиснулся в боковушу, за ним вошли Збышко и 
Мацько. Когда они расселись на сундуках, аббат повернулся к молодому рыцарю.
     - В Кшесне был? - спросил он.
     - Был.
     - Ну и что же?
     - Службу заказал о здравии дяди, вот и все Аббат нетерпеливо заерзал на 
сундуке.
     "Ишь! - подумал он. - Не встретился ни с Чтаном, ни с Вильком; может, их 
не было, а может, он и не искал их. Дал я маху!"
     Аббат страшно был зол, что ошибся и обманулся в своих расчетах. Кровь 
мгновенно прилила у него к лицу, он запыхтел и стал отдуваться.
     - Поговорим о залоге! - сказал он, помолчав с минуту времени. - Деньги 
есть?.. Нет, так Богданец мой!..
     Мацько, который знал, как с аббатом нужно держаться, молча поднялся, 
открыл сундук, на котором сидел, достал, видно заранее приготовленный, мешок 
гривен и сказал:
     - Люди мы бедные, но не без деньжат, и что с нас причитается, все платим 
сполна, как написано в закладной, которую я сам засвидетельствовал, сам крест 
святой на ней поставил. Ежели за порядок и за прибыль в хозяйстве доплату 
желаете получить, спорить не станем, заплатим, сколько велите, и в ноги вам 
поклонимся, благодетелю нашему.
     С этими словами он поклонился в ноги аббату, а вслед за ним то же самое 
сделал Збышко. Аббат, который думал, что с ним станут спорить и торговаться, 
был совсем озадачен и даже огорчен, так как ему хотелось выставить при торге 
свои условия, а меж тем случай был упущен.
     Отдавая закладную с крестом, поставленным неграмотным Мацьком, аббат 
сказал:
     - Что вы мне про доплату толкуете?
     - Не хочу я даровщины, - ответил хитрый Мацько, который знал, что чем 
больше он тут будет спорить, тем больше выиграет.
     Аббат мгновенно вспыхнул:
     - Видали! Даровщины не хочет от родичей! Кусок наш ему поперек горла стал! 
Не пустое место я брал в залог, не пустое и отдаю, а захочу наземь швырнуть 
этот мешок, так и швырну!
     - Этого вы не сделаете! - воскликнул Мацько.
     - Не сделаю? Вот ваш залог, вот ваши гривны! Даю вам из милости, а захочу, 
на дороге брошу, и нет вам до этого никакого дела. Говорите, не сделаю!
     С этими словами он ухватил мешок за затяжку и грохнул его об пол так, что 
лопнуло полотно и посыпались деньги.
     - Спасибо! Спасибо вам, отец и благодетель! - воскликнул Мацько, который 
только этого и ждал. - От другого я бы не взял, а от родича, да еще духовного, 
- возьму!..
     Аббат некоторое время грозно взирал то на него, то на Збышка и наконец 
сказал:
     - И в гневе я знаю, что делаю. Владейте, это ваше добро, но знайте, больше 
не видать вам ни единого скойца.
     - Да мы и на это не надеялись.
     - Так и знайте, все, что после меня останется, получит Ягенка.
     - И землю? - наивно спросил Мацько.
     - И землю! - рявкнул аббат.
     Лицо у Мацька вытянулось, но он овладел собою и сказал:
     - Э, что там думать о смерти! Дай вам бог сто лет здравствовать, а сперва 
дай вам бог богатую епископию.
     - А хоть бы и так!.. Хуже я других, что ли! - отрезал аббат.
     - Не хуже, а лучше.
     Эти слова успокоили аббата, да он и не мог долго сердиться.
     - Ну, - сказал он, - вы мои родичи, а она только крестница, но давно уж 
люблю я ее и Зыха. Нет на свете человека лучше Зыха, и девушки нет лучше 
Ягенки! Кто может сказать про них дурное?
     И он вызывающе повел глазами: но Мацько и не думал возражать, напротив, он 
поспешил подтвердить, что более достойного соседа не сыскать во всем 
королевстве.
     - Что ж до девушки, так я бы родной дочки так не любил, как ее люблю.
     Она меня поставила на ноги, по гроб я этого не забуду.
     - Будете ввергнуты в геенну огненную, коли про это забудете, - сказал 
аббат, - я первый прокляну вас за это. Н