стал у него спрашивать про моря 
да чужие страны, он даже не знает, как зовут византийского императора 
<Константинопольский престол занимал тогда Мануил III.> и в каком городе он 
живет.
     - Знал я, - хриплым голосом возразил пилигрим, - да как стала меня на 
Дунае лихоманка трясти, так все из головы и вытрясла.
     - Больше всего удивляют меня мечи, - сказал Збышко, - у причетников я 
никогда их не видывал.
     - Им можно, - сказал аббат, - они ведь непосвященные, а что я ношу меч на 
боку, это тоже не удивительно. Год назад вызвал я на бой на утоптанной земле 
Вилька из Бжозовой из-за тех лесов, через которые вы проезжали в Богданец. Не 
принял Вильк вызова...
     - Как же он мог принять вызов от духовного лица? - прервал Зых аббата.
     Аббат вскипел и, ударив кулаком по столу, крикнул:
     - Когда я с оружием, я не ксендз, а шляхтич!.. А он потому не принял 
вызова, что хотел напасть на меня со слугами ночью в Тульче. Вот почему я ношу 
саблю на боку!.. Omnes leges, omniague iura vim vi repellere cunctisque sese 
defensare permittunt! <Все законы, любое право позволяет отражать силу силой и 
защищаться всеми средствами (лат.).> Вот почему я вооружил их мечами.
     Услышав латынь, Зых, Мацько и Збышко умолкли и склонили головы перед 
мудростью аббата, хотя никто из них не понял ни единого слова; аббат все еще 
поводил гневными очами и наконец сказал:
     - Как знать, не нападет ли он еще тут на меня?
     - Эва! Пусть только сунется! - воскликнули причетники, хватаясь за мечи.
     - Пусть суется! И мне уж скучно без драки.
     - Он этого не сделает, - возразил Зых, - скорее с миром на поклон приедет. 
От лесов он уже отказался, про сына он думает... Да вы знаете...
     Только не бывать этому!..
     Меж тем аббат успокоился и сказал:
     - Я видел, как в корчме в Кшесне молодой Вильк пил с Чтаном из Рогова. Они 
нас не признали - темно было - и все толковали про Ягенку.
     Тут он повернулся к Збышку:
     - И про тебя.
     - А что им от меня нужно?
     - От тебя им ничего не нужно, только не по вкусу им, что неподалеку от 
Згожелиц завелся третий хлопец. Вот и говорит Чтан Вильку: "Небось спущу с него 
шкуру, не будет таким красавчиком". А Вильк ему: "Может, говорит, нас побоится, 
а нет, так я ему живо ребра пересчитаю!" А потом они все твердили друг дружке, 
что ты непременно будешь их бояться.
     Тут Мацько поглядел на Зыха, Зых на Мацька, и лица у обоих стали хитрыми и 
веселыми. Никто из них не был уверен в том, что аббат действительно слышал 
такой разговор, а не выдумал его для того, чтобы подзадорить Збышка; но зато 
оба они, особенно Мацько, который хорошо знал Збышка, отлично поняли, что не 
было лучшего способа свести его с Ягенкой.
     А тут аббат будто невзначай обронил:
     - Сказать по правде, храбрые парни!..
     Збышко и виду не подал, что это его задело, только спросил у Зыха каким-то 
чужим голосом:
     - Завтра воскресенье?
     - Воскресенье.
     - Вы к обедне поедете?
     - А как же!..
     - Куда? В Кшесню?
     - Туда ближе всего. Куда ж еще ехать-то?
     - Ладно!

XVI

     Догнав Зыха и Ягенку, которые с аббатом и его причетниками направлялись в 
Кшесню к обедне, Збышко присоединился к ним и поехал дальше вместе со всей 
компанией - ему непременно хотелось показать аббату, что он не боится ни Вилька 
из Бжозовой, ни Чтана из Рогова и не собирается прятаться от них. В первую 
минуту юношу снова поразила красота Ягенки; и в Згожелицах, и в Богданце он 
часто видел ее разодетую для гостей, но никогда наряд ее не был так пышен, как 
сейчас, когда она собралась в костел. Девушка была в шубке алого сукна, 
подбитой горностаем, рукавички у нее тоже были алые, из-под горностаевой шитой 
золотом шапочки спускались на плечи две косы. На коне она сидела не верхом, 
по-мужски, а в высоком седле с подлокотниками и скамеечкой для ног, кончики 
которых едва виднелись из-под длинной, в прямые складки юбки. Зых, который дома 
позволял дочери ходить в кожухе и яловых сапогах, желал, чтобы в костеле все 
видели, что к обедне приехала не дочка какой-нибудь мелкой сошки, захудалого 
шляхтича, а панна из богатого рыцарского дома. Коня ее вели под уздцы два 
подростка в наряде вверху пышном, а внизу в обтяжку, какой носили обычно пажи. 
Позади ехало четверо слуг, а уж за ними следовали причетники аббата с мечами и 
лютнями у пояса. Весь этот поезд привел Збышка в восхищение, особенно Ягенка, 
которая была хороша удивительно - не девушка, а картина, и аббат, который в 
своем пурпурном одеянии с широченными рукавами смотрел прямо путешествующим 
князем. Скромнее всех был одет сам Зых - он позаботился о пышности прочих, а 
себе оставил только песни да веселье.
     Аббат, Ягенка, Збышко и Зых, поравнявшись, поехали рядом. Сперва аббат 
велел своим песенника