нако одежда на них была светская, пояса - из воловьей кожи и на 
боку мечи.
     Увидев Мацька, который приехал на телеге, Зых бросился встречать его, 
аббат же, соблюдая, должно быть, свое достоинство, остался сидеть; он только 
сказал что-то своим причетникам, которые выбежали из отворенной двери дома. 
Збышко и Зых под руки подвели больного Мацька к крылечку.
     - Все еще неможется, - сказал Мацько, целуя аббату руку, - а все-таки 
приехал поклониться вам, благодетель, спасибо сказать вам за то, что в Богданце 
хорошо хозяйствовали, и испросить вашего благословения, а это нам, грешным, 
всего нужнее.
     - Я слышал, вам стало получше, - сказал аббат, обнимая его голову, - и вы 
дали обет сходить на поклонение ко гробу нашей покойницы королевы.
     - Не знал я, какому святому мне помолиться, вот ей и помолился.
     - И хорошо сделали! - с жаром воскликнул аббат. - Она лучше прочих святых, 
и пусть только кто из них осмелится ей позавидовать!
     Лицо аббата мгновенно вспыхнуло от гнева, щеки побагровели, глаза 
засверкали.
     Все знали, как он горяч, и Зых крикнул со смехом:
     - Бей, кто в бога верует!
     Аббат, отдуваясь, обвел глазами присутствующих, засмеялся так же 
неожиданно, как и вскипел гневом, и, посмотрев на Збышка, спросил:
     - Это ваш племянник, родич мой?
     Збышко нагнулся и поцеловал аббату руку.
     - Я его маленьким видел и теперь не признал бы! - сказал аббат. - Ну-ка, 
покажись!
     Быстрыми глазами он оглядел Збышка и сказал:
     - Уж больно красив, не рыцарь, а панна!
     Но Мацько возразил:
     - Звали эту панну немцы танцевать, да все, кто только пускался с ней в 
пляс, свалились, да так, что больше уж не встали.
     - Он и самострел без рукояти натягивает! - воскликнула вдруг Ягенка.
     - А ты чего суешься? - повернулся к ней аббат.
     Ягенка вся так и вспыхнула, даже шея и уши у нее покраснели, и ответила в 
крайнем смущении:
     - Я сама видела...
     - Берегись, как бы он не подстрелил тебя, а то девять месяцев лечиться 
придется...
     При этих словах песенники, пилигрим и причетники так и покатились со смеху,
 а Ягенка совсем потерялась, так что уж аббат сжалился над нею и, подняв руку, 
показал ей на широченный рукав своего одеяния.
     - Спрячься, девушка, - сказал он, - а то сгоришь со стыда.
     Тем временем Зых усадил Мацька на лавку и велел Ягенке принести вина.
     - Пошутили, хватит! - продолжал аббат, обратив на Збышка глаза. - Я 
сравнил тебя с девушкой не для того, чтоб над тобой поглумиться, любо-дорого 
смотреть на твою красу, не одна девушка ей позавидовала бы.
     Нет, я знаю, ты удалец! Слыхал я и про твои подвиги в Вильно, и про фризов,
 и про Краков. Зых обо всем мне рассказал - понял?..
     Тут он пронзительно поглядел Збышку в глаза и, помолчав с минуту времени, 
продолжал:
     - Пообещал три павлиньих чуба - ищи их! Преследовать врагов нашего племени 
- это дело похвальное и угодное богу... Ну, а коли ты еще что-нибудь обещал, 
так знай, что я тотчас могу разрешить тебя от этих обетов, ибо дана мне такая 
власть.
     - Эх! - воскликнул Збышко. - Уж если человек в душе пообещал что-нибудь 
богу, то какой же властью можно разрешить его от этого обета?
     Услыхав такие речи, Мацько со страхом поглядел на аббата, но тот, видно, 
был в самом хорошем расположении духа и потому не разгневался, а только весело 
погрозил Збышку пальцем и сказал:
     - Ишь ты, умник какой нашелся! Смотри, брат, как бы с тобой не 
приключилось то же, что с немцем Бейгардом.
     - Что же с ним такое приключилось? - спросил Зых.
     - На костре его сожгли.
     - За что?
     - За то, что болтал, будто мирянин может так же постигнуть небесные 
таинства, как и лицо духовного звания.
     - Сурово его покарали!
     - Но справедливо! - взревел аббат. - Ведь это кощунство против духа 
святого! А вы как думаете? Может ли мирянин постигнуть небесные таинства?
     - Никак не может, - дружным хором ответили причетники.
     - Вы, шуты, тоже смирно сидите, вы ведь вовсе не ксендзы, хоть макушки у 
вас и бритые.
     - А мы уже не шуты и не скоморохи, а слуги вашей милости, - ответил один 
из них, заглядывая в большой жбан, от которого так и несло солодом и хмелем.
     - Нет, вы только посмотрите!.. Голос - как из бочки! - воскликнул аббат. - 
Эй ты, лохмач! Ты что в жбан-то заглядываешь? Латыни там на дне не найдешь!
     - А я и не ищу латыни, я пива ищу, да никак не найду.
     Аббат повернулся к Збышку, который в изумлении смотрел на этих придворных, 
и сказал:
     - Это все clerici scholares <школяры (лат.).>, хоть каждый из них 
предпочел бы швырнуть книгу, схватить лютню и таскаться с нею по свету. Приютил 
я их и кормлю, что поделаешь? Бездельники они, последние бродяги, да петь умеют 
и службу отправлять, так, из пятого в десятое, - вот мне от них в костеле и 
польза, а при случае и защита, есть между ними горячие парни! Пилигрим говорит, 
будто побывал в святой земле, только зря бы ты