говоришь! Да за такие деньги можно целую деревню купить!
     - У нас была миланская броня, так дядя ее продал, думал, смерть уж у него 
за плечами, а вы знаете, миланской броне...
     - Знаю. Цены нет. Выходит, на Литву стоит идти. А я хотел когда-то, да 
побоялся.
     - Кого? Крестоносцев?
     - Э, чего бы я стал их бояться? Покуда тебя не убили, страшиться нечего, 
ну, а убили, так какие уж тут страхи. Я ихних божков боялся, нечисти всякой. 
Там в лесах они так и кишат.
     - Куда же им деваться, коли капища их пожгли?.. Когда-то они жили богато, 
а теперь одними грибами да муравьями кормятся.
     - А ты видал их?
     - Я не видал, да слыхал, что другие видали... Высунет такой божок из-за 
дерева косматую лапищу и показывает тебе: дескать, подай...
     - И Мацько про это рассказывал, - вмешалась Ягенка.
     - Да! Он по дороге и мне про это говорил, - прибавил Зых. - Да и не диво! 
Взять хоть бы и нас, живем мы как будто в христианской стороне, а порой и у нас 
на болоте кто-то смеется, да и дома, хоть и бранятся ксендзы, а все лучше 
оставлять этой нечисти на ночь миску с едой, иначе так станет в стену скрестись,
 что глаз не сомкнешь... Ягенка, доченька... поставь-ка миску у порога!
     Ягенка взяла глиняную миску, в которой было полно клецок с сыром, и 
поставила ее у порога.
     - Ксендзы бранятся, - заметил Зых, - поносят нас. Да ведь Христа от клецок 
не убудет, а нечисть, коли она сыта и довольна, убережет дом и от огня и от 
вора.
     Тут он снова повторил Збышку:
     - Ты бы распустил пояс да песенку спел.
     - Уж лучше вы спойте, я вижу, вам давно хочется, а то, может, панна Ягенка 
что-нибудь споет?
     - Давайте петь по очереди, - воскликнул обрадованный Зых. - Есть у меня 
тут слуга, он на дудке будет нам вторить. Позвать слугу!
     Позвали слугу, тот уселся на скамеечке, сунул в рот свою "пищалку" и, 
расположив на ней пальцы, уставился на присутствующих в ожидании, кому же ему 
придется вторить.
     Все стали спорить, никто не хотел быть первым. Наконец Зых велел начать 
Ягенке, и хотя девушка очень стеснялась Збышка, однако поднялась со скамьи, 
спрятала руки под фартук и затянула песню:

     Ах, когда б я пташкой
     Да летать умела,
     Я бы в Силезию
     К Ясю улетела!..

     Широко раскрыв глаза, Збышко вскочил с места и крикнул громовым голосом:
     - А вы откуда знаете эту песню?
     Ягенка воззрилась на него в изумлении:
     - Да ведь ее все поют... Что вы?
     Зых решил, что Збышко хватил лишнего, и, повернувшись к нему, весело 
сказал:
     - Распусти пояс! Сразу легче станет!
     Но Збышко еще с минуту времени стоял с изменившимся лицом, а затем, 
совладав с собою, сказал Ягенке:
     - Простите. Вспомнилось мне вдруг одно дело. Пойте же.
     - А может, вам невесело слушать?
     - Что вы? - ответил он дрогнувшим голосом. - Да я б эту песню всю ночь 
напролет слушал.
     Он сел и, прикрыв рукою глаза, умолк, словечка больше не уронил.
     Ягенка спела другой куплет, но, кончив, заметила, что у Збышка по пальцам 
катится большая слеза.
     Она с живостью подвинулась к молодому рыцарю, села рядом и, легонько 
толкнув его локтем, спросила:
     - Что с вами? Я не хочу, чтобы вы плакали. Да скажите же, что с вами?
     - Ничего, ничего, - ответил Збышко со вздохом. - Долго рассказывать... Что 
было, то прошло. Вот я и развеселился...
     - А может, вы бы выпили сладкого вина?
     - Обходительная девка! Да что же это вы выкаете друг дружке? - воскликнул 
Зых. - Говори ему: "ты, Збышко", а ты ей: "ты, Ягенка". Ведь вы с малых лет 
знакомы...
     Затем он обратился к дочери:
     - А что он когда-то отколотил тебя, это пустое!.. Сейчас он этого не 
сделает.
     - Не сделаю! - весело подхватил Збышко. - Пускай теперь она меня отколотит,
 коли есть охота.
     Желая совсем развеселить Збышка, Ягенка сжала кулачок и, смеясь, стала в 
шутку бить его.
     - Вот тебе за мой разбитый нос! Вот тебе! Вот тебе!
     - Вина! - крикнул, разгулявшись, хозяин Згожелиц.
     Ягенка сбегала в кладовую и через минуту принесла ковш вина, два красивых 
кубка с вытисненными на них серебряными цветами, работы вроцлавских золотых дел 
мастеров, и две головки сыра, от которых еще издали шел сырный дух.
     Когда взору Зыха, у которого уже шумело в голове, представилось это 
зрелище, он окончательно расчувствовался, придвинул к себе ковш, прижал его к 
груди и, решив, видно, что это Ягенка, заговорил:
     - Моя ты доченька! Моя сироточка! Что я, бедный, стану делать в Згожелицах,
 как тебя возьмут у меня, что я стану делать!..
     - А придется вам вскорости отдавать ее! - воскликнул Збышко.
     Но расчувствовавшийся было Зых уже смеялся:
     - Ха-ха! Девке пятнадцать лет, а она уже к парням льнет!.. Как завидит 
издалека, так ногами и засучит.
     - Батюшка, я уйду! - сказала Ягенка.
     - Не уходи! Мне хорошо с тобой...
     Затем он стал таинственно подмигивать Збышку:
     - Двое их повадились к ней: молодой Вильк, сын старого Вилька из Бжозовой, 
и Чтан <Уменьшительное от Пшецл