зарумянилась, как 
алая зорька, и, повернувшись к нему лицом, сказала вполголоса:
     - Какой же вы богатырь!..
     Не заметив в темноте ни румянца ее, ни смущения, Збышко рассмеялся и 
спросил:
     - А зверей вы не боитесь?.. Ведь уж ночь!
     - На телеге лежит рогатина... подайте мне ее.
     Збышко пошел к телеге, достал рогатину и подал ее Ягенке.
     - Будьте здоровы! - попрощался он с девушкой.
     - Будьте здоровы!
     - Спасибо вам за все! Завтра, а нет, так послезавтра, я приеду спасибо 
сказать и вам, и вашему батюшке за ваше доброе сердце.
     - Приезжайте! Мы будем вам рады. Ну, трогай!
     И, тронув коня, она через минуту скрылась в придорожных кустах.
     Збышко вернулся к дяде.
     - Вам домой пора.
     Но Мацько, не поднимаясь с бревна, сказал:
     - Эх! Что за девушка! Все кругом от нее будто стало светлей!
     - Это верно!
     На минуту воцарилось молчание. Глядя, как в небе зажигаются звезды, Мацько,
 казалось, о чем-то раздумывал, затем снова сказал будто про себя:
     - И ласкова-то, и хозяйка хорошая, а ведь ей всего пятнадцать лет...
     - Да, - сказал Збышко, - старый Зых бережет ее как зеницу ока.
     - Он говорил, что даст за ней Мочидолы, а там на лугах пасется табунок 
кобылиц с жеребятами.
     - Не в мочидольских ли лесах страшные болота?..
     - Зато там бобровьи гоны.
     И снова воцарилось молчание. Некоторое время Мацько искоса поглядывал на 
Збышка, а затем спросил:
     - Что это ты так призадумался? Что пригорюнился?
     - Да так... знаете... поглядел на Ягенку, и так мне Дануська вспомнилась, 
даже сердце защемило.
     - Пойдем-ка домой, - сказал на это старик. - Поздно уж.
     Он с трудом поднялся и, опершись на Збышка, прошел с ним в боковушу.
     Мацько так торопил Збышка, что тот на другой же день поехал в Згожелицы. 
Старик настоял, чтобы племянник для пущей торжественности взял с собою двоих 
слуг и оделся понарядней, принеся тем самым дань уважения Зыху и выказав ему 
свою признательность. Збышко уступил старику и уехал, разрядившись, как на 
свадьбу, все в тот же добытый в бою полукафтан из белого атласа, расшитый 
золотыми грифами, с золотой оторочкой по низу. Зых принял его с распростертыми 
объятиями, песни пел и веселился, а Ягенка, переступив порог горницы и увидев 
молодого рыцаря, остановилась как вкопанная и чуть не уронила баклажку с вином, 
- ей почудилось, что это к ним явился сам королевич. Девушка так заробела, что 
за столом сидела в молчании, только то и дело глаза протирала, словно хотела 
очнуться ото сна. Неискушенный Збышко решил, что она, по неизвестной ему 
причине, не рада его приезду, и беседовал только с Зыхом, превознося щедрость 
соседа и расхваливая его владения, которые и в самом деле вовсе не были похожи 
на Богданец.
     Во всем были видны достаток и богатство. Окна в горницах были из рога, 
остроганного и отшлифованного так тонко, что он был прозрачен почти как стекло. 
Вместо очага посреди горницы, по углам стояли большие печи с шатрами. Пол из 
лиственничных досок был чисто вымыт, на стенах - оружие и множество мисок, 
сверкавших, как солнце, да красивых резных ложечниц с рядами ложек, из которых 
две были серебряные. Кое-где висели парчовые узорчатые ковры, добытые на войне 
или приобретенные у коробейников. Под столами лежали огромные рыжие турьи шкуры 
да шкуры зубров и кабанов. Зых с удовольствием показывал Збышку свои богатства, 
то и дело приговаривая, что все это дело рук Ягенки. Он повел Збышка и в 
боковушу, где все пропахло живицей и мятой, а под потолком висели целые связки 
волчьих, лисьих, куньих и бобровых шкур. Он показал Збышку сушильню для сыра, 
кладовые с воском и медом, бочки с мукой, кладовые с сухарями, пенькой и 
сушеными грибами. 3атем он повел его в амбары, коровники, конюшни и хлева, в 
сараи, где стояли телеги и хранились охотничьи принадлежности и сети, и так 
ослепил его своим богатством, что Збышко, вернувшись к ужину, не мог скрыть 
своего изумления.
     - Жить не нажиться в ваших Згожелицах, - сказал он хозяину.
     - И в Мочидолах у нас почти что такие порядки, - заметил Зых. - Ты помнишь 
Мочидолы? Это по дороге на Богданец. В старину наши отцы о меже спорили и 
вызовы посылали друг дружке на поединок, ну, а я уж ссориться не стану.
     Он поднял кубок меду и, чокнувшись со Збышком, спросил:
     - А попеть тебе неохота?
     - Нет, - ответил Збышко, - мне вас любопытно послушать.
     - Згожелицы, слышь ты, медвежатам достанутся. Только бы они потом не 
передрались из-за них...
     - Каким медвежатам?
     - Да сынишкам моим, братишкам Ягенки.
     - Да, им зимой лапу сосать не понадобится.
     - Что правда, то правда. Ну, и Ягенке в Мочидолах найдется кусочек сальца.
     - Да уж наверно!
     - Что это ты не ешь, не пьешь? Налей-ка нам, Ягенка!
     - Да нет, я и ем, и пью вволю.
     - Тяжело станет, так ты распусти пояс. Хорош у тебя пояс! Вы на Литве, 
верно, тоже взяли богатую добычу?
     - Грех жаловаться, - ответил Збышко, пользуясь случаем, чтобы показать, 
что шляхтичи из Богданца тоже не какая-нибудь мелкая сошка. - Часть добычи мы 
продали в Кракове и выручили сорок гривен серебром...
     - Что ты