ам коней. 
Татарин, он не пойдет врукопашную, как христианский рыцарь, а стреляет издали 
из лука. Нажмешь на него, а он убежит и опять из лука целится. Ну, что ты 
станешь с ним делать! А у нас, слышь, в войске рыцари все силой своей 
похвалялись: "Мы, дескать, ни копий не склоним, ни мечей из ножен не выхватим, 
копытами эту нечисть растопчем!" Похвалялись это они, похвалялись, а тут как 
засвистят стрелы, инда все кругом потемнело!
     Кончилась битва, и что же? Из десяти едва один жив остался. Верите? Больше 
половины войска, семьдесят литовских и русских князей, осталось на поле боя, а 
уж бояр да всяких дворян, как они там зовутся, отроков <Отроками на 
средневековой Руси (в Х - ХI вв.) были названы младшие дружинники князей и 
крупных феодалов.>, что ли, так и за две недели не счел бы.
     - Слыхал я про это, - прервал его Мацько. - И наших рыцарей, которые к 
князю пошли на подмогу, тоже тьма полегло.
     - Да и крестоносцев девять человек, которые тоже служили у Витовта. А уж 
наших - пропасть; мы ведь народ такой - где другой прежде назад оглянется, мы 
оглядываться не станем. Великий князь больше всего полагался на наших рыцарей и 
в битве никого, кроме поляков, не хотел брать в свою охрану. Ха-ха! Все поле 
около него усеялось трупами, а ему хоть бы что!
     Погиб пан Спытко из Мельштына, и мечник Бернат, и стольник Миколай, и 
Прокоп, и Пшецлав, и Доброгост, и Ясько из Лязевиц, и Пилик Мазур, и Варш из 
Михова, и воевода Соха, и Ясько из Домбровы, и Петрко из Милославья, и Щепецкий,
 и Одерский, и Томко Лагода. Да разве их всех перечтешь! А некоторых татары 
просто утыкали стрелами, так что они стали похожи на ежей, - смех, да и только!
     Он и впрямь рассмеялся, будто рассказывал веселенькую историю, и вдруг 
затянул песню:

     Басурмана знай натуру,
     Всю тебе исколет шкуру!

     - Ну, а что же потом? - спросил Збышко.
     - Потом великий князь бежал, а сейчас, как всегда, опять воспрянул духом. 
Он такой: чем больше его пригнешь к земле, тем сильней распрямится, как 
ореховый прут. Бросились мы тогда к Таванскому броду защищать переправу. 
Подоспела к нам и новая горсточка рыцарей из Польши. Ну, ладно!
     Подошел на другой день Едигей, и татар с ним тьма-тьмущая, но уж ничего не 
мог поделать. Ну и потеха была! Сунется он к броду, а мы его в рыло. Никак не 
мог прорваться. Мы их и перебили, и в плен захватили немало. Я сам поймал 
пятерых, вот везу их с собой в Згожелицы. Днем поглядите, что это за рожи.
     - В Кракове толковали, будто война может перекинуться и в королевство.
     - Ну, Едигей не такой дурак. Он отлично знал, какие у нас рыцари, знал и 
то, что самые славные остались дома, потому что королева была недовольна, что 
Витовт на свой страх затеял войну. Ух, и хитер же старый Едигей! Он у Тавани 
тотчас сообразил, что силы князя растут, и ушел себе прочь, за тридевять 
земель!..
     - А вы вернулись?
     - Я вернулся. Там больше нечего делать. А в Кракове я узнал, что вы 
выехали чуть пораньше меня.
     - Так вы знали, что это мы едем?
     - Знал, я ведь на привалах всюду про вас спрашивал.
     Тут он обратился к Збышку:
     - Господи боже мой, да ведь я тебя в последний раз мальчишкой видал, а 
сейчас хоть и темно, а можно догадаться, что молодец из тебя вышел, как тур. 
Ишь, сразу из самострела хотел стрелять!.. Побывал уж, видно, на войне.
     - Я на войне сызмальства. Пусть дядя скажет, какой из меня воин.
     - Незачем дяде говорить мне об этом. Я в Кракове видал пана из Тачева, он 
мне про тебя рассказывал... Сдается, этот мазур не хочет отдать за тебя свою 
дочку, ну, а я бы не стал так кобениться, потому ты мне по нраву пришелся... 
Позабудешь ты свою девушку, как увидишь мою Ягенку.
     Девка - что репа!..
     - А вот и не правда! Не позабуду, хоть и десяток увижу таких, как ваша 
Ягенка.
     - Я дам за ней Мочидолы с мельницей. Да на лугах, когда я уезжал, паслось 
десять добрых кобылиц с жеребятами... Небось не один еще мне в ноги поклонится, 
чтоб я отдал за него Ягну!
     Збышко хотел было сказать: "Только не я!" - но Зых из Згожелиц снова стал 
напе