а, князь отвечал 
жалобами на набеги, учиненные в других местах немецкими рыцарями. Таким образом,
 обе стороны жаждали справедливости, но ни одна не хотела и не могла соблюсти 
ее, и поэтому все грабежи, пожары и набеги оставались совершенно безнаказанными.

     Но Юранд, сидя в своем болотистом, поросшем камышом Спыхове и пылая 
неутолимой жаждой мести, так донял своих зарубежных соседей, что в конце концов,
 невзирая на всю свою злобу, они в страхе перед ним отступились.
     Поля, граничившие со Спыховом, лежали невозделанные, леса зарастали диким 
хмелем и орешником, луга - камышом. Не один немецкий рыцарь, привыкший у себя 
дома к кулачному праву, пытался осесть по соседству со Спыховом, однако спустя 
немного времени он предпочитал отказаться от лена, стад и крестьян, чем жить 
под боком у неумолимого соседа. Часто рыцари сговаривались учинить всем вместе 
набег на Спыхов, но всякий раз такой набег кончался для них поражением. Они 
прибегали ко всяким способам.
     Однажды они привезли с Майна рыцаря, известного своей силой и жестокостью, 
выходившего победителем из всех боев, с тем чтобы он вызвал Юранда на поединок 
на утоптанной земле. Но когда противники заняли свои места и немец увидел 
грозного мазура, сердце у него упало, словно от какой-то колдовской силы, и он 
поворотил коня, чтобы спастись бегством, а Юранд пронзил ему копьем не 
защищенный бронею зад и лишил его таким образом чести и жизни. С той поры такой 
страх объял соседей, что немец, завидев издали спыховские хаты, осенял себя 
крестным знамением и начинал творить молитву своему покровителю на небесах, ибо 
отныне все утвердились в вере, что Юранд ради мести продал душу дьяволу.
     О Спыхове рассказывали всякие страсти. Говорили, будто через топкие болота,
 посреди дремлющих, заросших ряской и горчаком трясин к Спыхову ведет такая 
узкая дорожка, что по ней рядом не могут проехать два всадника, будто по 
обочинам ее валяются немецкие кости, а ночью головы утопленных блуждают на 
паучьих ножках и со стоном и воем увлекают в трясину всадников вместе с 
лошадьми. Говорили, будто в самом городке частокол усажен человеческими 
черепами. Правдой во всем этом было только то, что из-за решетки подземелья, 
вырытого под домом в Спыхове, всегда доносился стон нескольких невольников и 
что имя Юранда было страшнее всех сказок о скелетах и утопленниках.
     Узнав о прибытии Юранда, Збышко тотчас поспешил к нему; но это был отец 
Дануси, и поэтому Збышко шел к нему с тревогой в душе. Никто не мог воспретить 
ему избрать Дануську госпожой и дать ей обет, но ведь княгиня обручила его с 
нею. Что скажет на это Юранд? Даст ли он свое согласие на брак и что будет, 
если он закричит, что как отец никогда этого не допустит? Тревога росла в душе 
Збышка, ибо Дануся была сейчас для юноши дороже всего на свете. Только мысль о 
том, что Юранд не в вину, а в заслугу поставит ему нападение на Лихтенштейна, 
придавала Збышку бодрости; ведь он совершил этот поступок, желая отомстить за 
мать Дануси, и чуть было сам не поплатился за это головой.
     Он стал расспрашивать придворного, посланного за ним к Амылею:
     - Куда же вы меня ведете? В замок?
     - Ну конечно, в замок. Юранд остановился там вместе с двором княгини.
     - Скажите, что это за человек?.. Я должен знать, как надо с ним держаться..
.
     - Как вам сказать? Он совсем непохож на других людей. Говорят, раньше, 
когда сердце его еще не ожесточилось, он был человек веселый.
     - Умен ли он?
     - Хитер, потому что других бьет, а сам не дается. Эх! Один у него глаз, 
другой немцы стрелой ему выбили, но одним этим глазом он человека видит 
насквозь. Никто не может с ним сладить... Любит Юранд только нашу княгиню, 
женился он на ее придворной, а сейчас вот его дочка у нее воспитывается.
     Збышко вздохнул с облегчением.
     - Так вы говорите, он не станет противиться воле княгини?
     - Я понимаю, о чем вы хотите дознаться, и сейчас расскажу вам все, что 
слышал. Княгиня говорила ему о вашем обручении - нехорошо было бы утаить это от 
него, - но что Юранд ей сказал, не знаю.
     Беседуя таким образом, они дошли до ворот. Капитан королевских лучников, 
тот самый, который недавно вел Збышка на казнь, теперь приветливо кивнул ему 
головой; миновав стражу, Збышко с посланцем княгини вошел во двор, а затем 
повернул направо к флигелю, который занимала княгиня.
     Столкнувшись в дверях со слугой, придворный спросил:
     - Где Юранд из Спыхова?
     - В угольчатой комнате, с дочерью.
     - Сюда пожалуйте, - сказал придворный, показывая на дверь.
     Збышко перекрестился и, приподняв занавес на открытых дверях, с бьющимся 
сердцем вошел в комнату. Однако он не сразу заметил Юранда и Данусю, потому что 
комната была не только угольчатая, но и темная. Только через некоторое время он 
разглядел светлую головку девочки, сидевшей на коленях у отца. Они не слыхали, 
как Збышко вошел, поэтому он остановился у занавеса, кашлянул и наконец 
произнес:
     - Слава Иисусу Христу!
     - Во веки веков, - ответил Юранд, вставая.
     В эту минуту к молодому рыцарю подбежала Дануся и, схватив его за руку, 
воскликнула:
     - Збышко! Батюшка приехал!
     Збышко поцеловал ей руку, затем подошел с нею к Юранду и сказал:
     - Я пришел к вам с поклоном; вы знаете, кто я?
     И он склонился, сделав руками такое движение, точно хотел обнять ноги 
Юранда. Но тот схватил его за руку, повернул к свету и в молчании вперил в него 
взор.