ной репы, пены не плеснуть с пива? Не сделаешь этого, лошади падут или 
коровы опаршивеют, молоко станут с кровью давать, а то и урожай пропадет. 
Многие так делают, потому и попали под подозрение. Да ведь они это все по 
невежеству, из страха перед нечистью. В старину этой нечисти лучше жилось. У 
нее были свои леса, свои просторные лесные хаты, верховые кони, да и десятину 
брали божки. А нынче леса повырублены, есть нечего, по городам в колокола 
звонят, вот вся нечисть и зарылась в самых дремучих борах да и воет там с тоски.
 Пойдет литвин в лес, так его там то один, то другой божок за полу кожуха 
дергает: "Дай!", говорит. Некоторые дают; но есть и такие смельчаки, что не 
только не хотят давать, но еще и ловят их. Один насыпал в воловий пузырь 
пареного гороху, так туда тотчас тринадцать божков и залезло. А он заткнул их 
рябиновым колышком да и понес в Вильно продавать францисканцам; ну, те охотно 
дали ему двадцать скойцев <Скоец был равен двум грошам и составлял 1/24 часть 
гривны (при Казимире III равнялась 197 г серебра). На один скоец можно было 
купить четырех цыплят, на шесть - бочку пива.>, лишь бы расточить врагов имени 
Христова. Я сам этот пузырь видал, еще издали от него шел богомерзкий дух - это 
все бесстыдная нечисть со страху перед святой водой...
     - А кто посчитал, что их там тринадцать было? - живо спросил купец Гамрот.
     - Литвин считал: он видел, как они лезли. Да по одному духу можно было 
узнать, что они там сидят, ну, а колышек никому вынимать не хотелось.
     - Экое диво какое! - воскликнул один из шляхтичей.
     - Да, всякого дива я там насмотрелся. Народ хороший, ничего не скажешь, но 
только все у них особенное. Лохматые все, разве только какой-нибудь князь у них 
волосы чешет; едят печеную репу, почитают ее за самое лучшее кушанье, от нее 
будто храбрости прибавляется. В лесных хатах живут со скотиной вместе да с 
ужами; в питье и в еде никакой меры не знают. Баб ни в грош не ставят, зато 
девушек очень уважают, верят, что владеют те великой силой: стоит будто девке 
натереть человеку живот сухой черникой - и колик как не бывало!
     - Коли девки красавицы, так не жаль, если и живот схватит, - воскликнул 
кум Айертретер.
     - Про то Збышка спросите, - заметил Мацько из Богданца.
     Збышко залился таким смехом, что лавка под ним заходила ходуном.
     - Есть и красавицы, - сказал он. - Разве Рынгалла <Рынгалла (в крещении 
Елизавета, ум. 1433) была потом замужем за молдавским господарем.> не была 
красавицей?
     - Это что за Рынгалла такая? Прелестница, что ли? Ну же, рассказывай!
     - Как, вы не слыхали про Рынгаллу? - спросил Мацько.
     - И не слыхивали.
     - Да ведь это сестра князя Витовта, жена Генрика <Генрик (1366 - 1398), 
епископ плоцкий, был младшим братом Земовита и Януша.>, князя мазовецкого.
     - Что вы говорите! Какого князя Генрика? Был один мазовецкий князь Генрик, 
плоцкий епископ, но он умер.
     - Он самый. Рим должен был разрешить его от обета, но смерть раньше его 
разрешила; видно, не очень порадовал он господа бога своим поведением.
     Ясько из Олесницы послал меня к князю Витовту с письмом в Риттерсвердер 
как раз тогда, когда плоцкий епископ князь Генрик приехал туда к князю от 
короля. На ту пору Витовту воевать уж наскучило, Вильно он все равно не мог 
взять, ну, а нашему королю наскучили родные братья с их распутством.
     Увидел король, что Витовт побойчее и поумнее их, и послал епископа 
уговорить князя оставить крестоносцев и покориться ему, за что посулил отдать 
под его власть Литву. Витовт, охотник до всяких перемен, благосклонно выслушал 
посла. Начались тут пиры да ристалища. И хоть другие епископы этого не одобряют,
 князь Генрик охотно садился верхом на коня и показывал на ристалищах свою 
рыцарскую силу. Князья мазовецкие все богатыри, даже девушки из их рода легко 
ломают подковы. Выбил князь один раз из седла троих рыцарей, в другой раз 
пятерых, а из наших меня свалил, да у Збышка конь под его натиском прянул и сел 
на задние ноги. Все награды вручала князю прекрасная Рынгалла, перед которой он 
в полном вооружении преклонял колено. И так они полюбили друг друга, что на 
пирах епископа оттаскивали от нее за рукава отцы духовные, которые приехали с 
ним, а Рынгаллу удерживал брат Витовт. И говорит епископ: "Я, мол, сам разрешу 
себя от обета, а папа, если не римский, то авиньонский, <Речь идет о "великом 
расколе" 1378 - 1417 гг., когда католический клир разделился на две, а потом 
три церкви, во главе которых стояли соперничавшие папы. В годы, описанные в 
"Крестоносцах", в Авиньоне был папа Бенедикт XIII (1394 - 1423), в Риме - 
Бонифаций IX (1389 - 1404), Иннокентий VII (1404 - 1406), Григорий XII (1406 - 
1415). Собор в Пизе, низложив в 1409 г. двух пап, избрал третьего, но его не 
признали местные курии. "Троепапие" ликвидировал в 1417 г. Констанцский собор.> 
подтвердит разрешение, но венчаться я должен незамедлительно, иначе сгорю!" 
Тяжкий это был грех, но Витовт не хотел противиться, чтобы не оскорбить 
королевского посла, - и они справили свадьбу. Потом уехали в Сураж, а там в 
Слуцк, к великому горю Збышка, который, по немецкому обычаю, избрал княгиню 
Рынгаллу госпожой сердца и дал обет быть верным ей до гроба.
     - Все это так, - вдруг прервал его Збышко, - да люди потом стали говорить, 
будто княгиня Рынгалла, пораздумав, решила, что не пристало ей быть женою 
епископа, который жениться женился, а снять с себя духовный сан не желает, что 
не может быть над ними благословения господня, и отравила мужа. Я как услыхал 
про то, попросил одного благочестивого отшельника под Люблином разрешить меня 
от обета.
     - Что он отшельник, это верно, - смеясь, возразил Мацько, - но вот 
благочестив ли, не знаю, потому мы в пятницу приехали к нему в лес, а он рубил 
топором медвежьи кости да так сосал мозг, что только кадык играл.
     - Да, но он гов