ь замужними, однако братья могут положить на них послушанье. Та, 
которая удостоится такой чести и такой благодати, получает от брата рыцаря 
целомудренный поцелуй в знак того, что отныне она обязана служить ордену словом 
и делом. Ах, панночка, и меня ждала великая сия благодать, но в греховном своем 
ослеплении я, вместо того чтобы принять ее с благодарностью, совершила тяжкий 
грех и навлекла на себя кару божию.
     - Что же вы сделали?
     - Брат Данфельд пришел ко мне и дал мне целомудренный поцелуй, а я сочла, 
что он чинит это по беззаконию своему, и подняла на него дерзновенную руку...
     Она стала бить себя в грудь и несколько раз повторила:
     - Боже, будь милостив ко мне грешной!
     - И что же случилось? - спросила Дануся.
     - У меня тотчас отнялась рука, и с той поры я стала калекой. Молода была я 
и глупа, - не знала! - и все-таки кара постигла меня. Даже когда женщине 
покажется, что монах хочет совершить с нею грех, она должна помнить, что он 
повинен только божьему суду, и не противиться, ибо кто противится ордену или 
крестоносцу, того постигнет гнев божий...
     Со страхом и омерзением слушала Дануся эти слова, а сестра продолжала 
вздыхать и изливать свои жалобы.
     - Я и сейчас еще не старуха, - говорила она, - мне всего каких-нибудь 
тридцать лет; но бог отнял у меня с рукой и молодость, и красоту.
     - Если бы не рука, - возразила Дануся, - вам еще нечего было бы жаловаться.
..
     Воцарилось молчание. Вдруг сестра, точно что-то припомнив, сказала:
     - Снилось мне, будто вас какой-то рыцарь окутал белым плащом. Может, это 
крестоносец! Они ведь тоже носят белые плащи.
     - Не хочу я ни крестоносцев, ни их белых плащей, - отрезала девушка.
     Дальнейший разговор был прерван ксендзом Вышонеком, который, войдя в 
застольную, кивнул Данусе и сказал:
     - Воздай хвалу богу, и пойдем к Збышку! Он проснулся и хочет есть.
     Ему стало гораздо легче.
     Так оно на самом деле и было. Збышку стало лучше, и ксендз Вышонек был уже 
уверен, что юноша выздоровеет; но неожиданное событие расстроило все надежды и 
замыслы. К княгине прибыли посланцы с письмом от Юранда, в котором содержались 
самые страшные и самые худые вести. В Спыхове сгорела часть городка; когда 
тушили огонь, самого Юранда придавило горящей балкой.
     Правда, ксендз Калеб, который писал письмо от его имени, сообщал, что есть 
еще надежда на выздоровление, но искрами и горящими угольями Юранду почти 
совсем выжгло единственный оставшийся глаз, так что он уже плохо видит, и его 
неминуемо ждет слепота.
     Юранд просил дочь спешно приехать в Спыхов, потому что он хочет увидеть ее,
 пока свет у него совсем не отнялся. Он писал также, что теперь она должна 
остаться при нем, ибо у каждого слепца, просящего подаяния, есть свой поводырь, 
который ведет его за руку и показывает ему дорогу, так почему же он должен быть 
лишен этого последнего утешения и умирать среди чужих? В письме Юранд смиренно 
благодарил княгиню за то, что она заменила девушке родную мать, и в заключение 
обещал и слепым приехать в Варшаву, чтобы упасть госпоже своей в ноги и просить 
и впредь не оставить Данусю своей милостью.
     Когда отец Вышонек прочел ей это письмо, княгиня некоторое время слова не 
могла вымолвить. Она надеялась, что Юранд, который пять-шесть раз в год 
проведывал дочку, приедет к ним на ближайшие праздники, и она с князем 
употребит все свое влияние, чтобы уломать его и добиться согласия на скорую 
свадьбу Дануси и Збышка. Меж тем это письмо не только разрушало все ее замыслы, 
но и отнимало у нее Данусю, которую она так же крепко любила, как и собственных 
своих детей. Ей пришло в голову, что Юранд может выдать теперь девушку за 
кого-нибудь из соседей, чтобы остаток дней прожить среди своих. Нечего было и 
думать о том, чтобы Збышко поехал в Спыхов, - ребро у него только начало 
срастаться, да и кто мог знать как его встретят в Спыхове? Княгиня знала, что в 
свое время Юранд решительно ему отказал, да и ей самой говорил тогда, что по 
тайной причине никогда не даст согласия на брак дочери и Збышка. Удрученная, 
она велела позвать к себе старшего из присланных слуг, чтобы расспросить его о 
бедствии, постигшем Спыхов, и разузнать о намерениях Юранда.
     Она удивилась, когда по ее зову явился не старый Толима, который носил щит 
за Юрандом и обычно приезжал вместе с ним, а человек, совершенно ей незнакомый. 
Однако слуга сказал ей, что Толима жестоко изувечен в последней битве с немцами 
и борется в Спыхове со смертью, а Юранд, прикованный тяжелой болезнью к одру, 
просит дочь поскорее вернуться домой, так как зрение у него становится все хуже 
и дня через два он может совсем ослепнуть. Посланец усердно просил позволения 
увезти девушку, как только немного отдохнут кони; но вечер уже спустился, и 
княгиня решительно воспротивилась: от такой скорой разлуки сердце разорвалось 
бы пополам у нее, Дануси и Збышка.
     А Збышко уже знал обо всем и лежал в горнице, сраженный вестью как громом; 
когда же княгиня вошла и, ломая