ебни, то поможет взять и 
добычу. Ну, а тамошний невольник - это вам не татарин. Такого поселишь в бору, 
век не пожалеешь.
     - Да ты, парень, что, ума решился? Ведь сейчас нет войны, и бог весть 
когда она будет!
     - Ах, дядюшка! Заключили медведи мир с бортниками и бортей не портят, и 
меду не едят! Ха-ха! Да неужто вы не знаете, что войска не воюют и король с 
магистром приложили к пергаменту свои печати, но на границе-то вечные стычки. 
Угонит кто-нибудь скотину, стадо, так за одну корову жгут целые деревни и 
осаждают замки. А разве не угоняют в неволю мужиков и девок? А купцов на 
больших дорогах? Вспомните старые времена, о которых вы сами мне рассказывали. 
Разве плохо было Наленчу, когда он захватил сорок рыцарей, ехавших к 
крестоносцам, посадил их в подземелье и не отпускал до тех нор, пока магистр не 
прислал ему полный воз гривен? Юранд из Спыхова тоже только тем и занят, и дело 
на границе всегда найдется.
     Минуту они шли в молчании. Тем временем совсем рассвело, и яркие лучи 
солнца осветили скалы, на которых было выстроено аббатство.
     - Бог везде может послать счастье, - смягчился наконец Мацько, - помолись, 
чтобы ниспослал тебе свое благословение.
     - Это верно, все в его воле!
     - И о Богданце подумай, ты ведь не уверишь меня, что хочешь ехать к Юранду 
из Спыхова не ради этой свиристелки, а ради Богданца.
     - Вы мне этого но говорите, не то я рассержусь. Не стану отпираться, гляжу 
не нагляжусь я на нее, не такой я дал ей обет, как Рынгалле.
     Случалось ли вам встречать девицу краше ее?
     - Что мне до ее красы! Лучше, как подрастет, женись на ней, коли она дочка 
могущественного комеса.
     Лицо Збышка осветилось юношеской доброй улыбкой.
     - И то дело. Не нужна мне ни другая госпожа, ни другая жена! Вот 
состаритесь вы и заноют ваши старые косточки, так еще понянчите наших с нею 
детей.
     При этих словах улыбнулся и Мацько и ответил, совсем смягчившись:
     - Грады! Грады! Пусть же посыплются тогда градом детишки. В старости 
радость, по смерти спасение подай нам, Иисусе!

III

     Княгиня Данута, Мацько и Збышко уже бывали в Тынце, но некоторые 
придворные видели его впервые. Подняв глаза, они в изумлении смотрели на 
величественный монастырь, на зубчатые стены, которые тянулись вдоль скал над 
обрывами, на высокие здания, которые громоздились то по склону горы, то за 
острогом, отливая золотом в лучах восходящего солнца. При первом же взгляде на 
эти великолепные стены и сооружения, на эти дома и хозяйственные постройки, на 
сады, лежавшие у подошвы горы, и на тщательно возделанные поля, которые с 
высоты открывались взору, можно было сказать, что тут за столетия накоплены 
неисчислимые богатства, непривычные и удивительные для жителей бедной Мазовии. 
И в других местах были старинные богатые бенедиктинские аббатства, например в 
Любуше на Одре, в Плоцке, в Могильне, что в Великой Польше, но ни одно из них 
не могло сравниться с тынецким, владения которого были обширней многих удельных 
княжеств, а доходы могли возбудить зависть даже у тогдашних королей.
     Придворные диву давались, иные просто глазам своим не верили, а княгиня, 
желая скоротать время и поразвлечь своих приближенных панн, попросила одного из 
монахов рассказать старинную и страшную повесть о Вальгере Прекрасном <Повесть 
оВальгере Прекрасном (иначе: Вальгеже Удалом) приведена в "Великопольской 
хронике" Годзислава Башко (конец XIII в.) и является польской переработкой 
западного сюжета о Вальтере Аквитанском.>, которую ей уже рассказывали, хоть и 
не очень подробно, в Кракове.
     Заслышав об этом, панны тесной стайкой окружили княгиню и медленно 
направились в гору, в лучах утреннего солнца подобные движущимся цветам.
     - Пусть брат Гидульф расскажет о Вальгере, он ему как-то ночью явился, - 
сказал один из монахов, поглядывая на другого, человека преклонных лет, который,
 сгорбившись, шел рядом с Миколаем из Длуголяса.
     - Неужто вы, святой отче, видели его собственными глазами? - спросила 
княгиня.
     - Видел, - угрюмо ответил монах. - Бывает такая пора, когда, по воле 
божьей, он может покидать преисподнюю и показываться миру.
     - Когда же это бывает?
     Старик бросил взгляд на других монахов и умолк, - существовало поверье, 
будто дух Вальгера является тогда, когда в монашеском ордене портятся нравы и 
монахи больше, чем следует, помышляют о земных благах и мирских утехах.
     Никто из них не хотел в этом признаться, но призрак, по поверью, предвещал 
также войну или иное бедствие, и брат Гидульф, помолчав с минуту времени, 
промолвил:
     - Явление его не сулит добра.
     - И я не хотела бы увидеть его, - крестясь, сказала княгиня. - Но почему 
же он в преисподней, если только отомстил за свою тяжкую обиду?
     - Да будь он всю жизнь праведником, - сурово возразил монах, - все равно 
был бы осужден на вечные муки, ибо жил в язычестве и не очистился святым 
крещением от первородного греха.
     Брови княгини мучительно сжались при воспоминании о том, что ее великий 
отец, которого она любила всей душой, уме