взмахнул правой рукой и нанес мне короткий удар кулаком  в  лицо.  Потеряв
всякий рассудок, я бросился вперед,  чтобы  вцепиться  ему  в  глотку,  но
сильные руки матросов  стиснули  меня  словно  клещами.  Капитан  выхватил
пистолет. Я ощутил резкую боль в виске и потерял сознание...
     Придя в себя, я обнаружил, что лежу в кубрике на своей койке.  Голова
у меня разламывалась от боли я гудела, перед глазами плыли красные  круги,
все тело сотрясал озноб.  Рядом кто-то сидел. Не сразу я  понял,  что  это
Вильям.
     - Ну, очухался наконец, - прошептал он радостно,  склоняясь  к  моему
изголовью. - Чертовски долго ты дрых.
     - Он выстрелил в меня? - спросил я.
     - Нет. Только ударил рукояткой пистолета.
     - Ах, так!
     Мысли у меня метались, как всполошенные  птицы,  и  я  снова  потерял
сознание, однако на этот раз ненадолго.
     - Значит, он все-таки подарил мне жизнь? - пробормотал я с горечью.
     - Черта с два, - ответил Вильям. - Старик думает, что прикончил тебя.
Ты валялся будто покойник. Когда стемнело, я перетащил тебя сюда.
     - Спасибо, Вилли...
     Потом меня начала тревожить мысль -  что  будет  дальше?  Я  не  стал
скрывать  от  Вильяма  своего  беспокойства.  В  мстительности    капитана
сомневаться не приходилось. Однако мой приятель особой тревоги не выказал.
     - Лежи тихо, - проговорил он, - и делай  вид,  что  отдаешь  концы...
Капитану сейчас не до тебя!
     Я перевел на Вильяма вопросительный взгляд.
     - Разве ты не слышишь?
     Матрос жестом укачал на переборку кубрика.  Теперь  только  я  ощутил
доносившиеся снаружи грохот и шипение волн, с силой бивших о борт корабля.
Нас раскачивало во все стороны.  Лампа, висевшая под потолком, плясала как
бешеная, переборки устрашающе трещали.
     - Шторм? - спросил я.
     - Еще какой! - Вильям присвистнул. - Сущий ад!  Почти  сутки  мы  без
руля.  Половина мачт  сломана.  Корабль  как  угорелый  мчится  в  сторону
материка.
     - Какого материка? - Головная боль путала мои мысли.
     - Какого? Ясно какого: Южной Америки. Шторм несет нас на юго-запад, с
ума можно спятить... Если не стихнет, нас швырнет на скалы или и того хуже
- в лапы испанцам... Страшно подумать, что они с нами сделают...
     Вильям заставил меня проглотить какое-то пойло, по вкусу напоминавшее
мясной бульон, которое здорово меня подкрепило.  Но сразу после этого меня
неодолимо потянуло в сон. Я хотел было спросить у своего приятеля о судьбе
индейца, привязанного к мачте, но не успел: веки у меня  сомкнулись,  и  я
заснул как убитый.
     Целительный сон сделал свое дело. После  пробуждения  голова  у  меня
стала яснее, а боль в виске стихла.  Я  попытался  встать  с  постели,  но
вовремя вспомнил о наставлениях Вильяма и остался лежать.
     Буря продолжала неистовствовать  с  прежней  силой.  С  палубы  несся
оглушительный грохот, словно там палили изо всех  орудий.  В  чреве  судна
раздавался такой оглушительный треск, что я только и ждал мгновения, когда
наша скорлупа развалится и вода хлынет в кубрик.
     В полумраке замаячила какая-то фигура. Это был Вильям.
     - Ну как, старина? - спросил он приглушенным голосом.
     - Лучше. Только холодно очень...
     - Ну и дела! В такую жарищу? Ведь дышать нечем! Ну ладно.  Тебе  надо
подкрепиться...
     Он  опять  принес  мне  поесть.  Внезапный  прилив  благодарности  за
трогательную  заботу,  которой  окружал  меня  этот,  по  существу,  чужой
человек, переполнил мне сердце, и я прошептал:
     - О, Вилли, Вилли!
     Но он отмахнулся, будто отгоняя эти нежности, и буркнул:
     - Иди к дьяволу!
     - Нет,  ты  от  меня  не  отвертишься!  -  проговорил  я  решительно,
приподнимаясь на койке. - Послушай! Там, в Пенсильвании,  нас  ждут  леса.
Вместе мы будем корчевать деревья  в  плодородной  долине.  Я  научу  тебя
возделывать землю и  охотиться...  Ты  увидишь,  какая  это  замечательная
жизнь...
     - Разрази тебя гром! Замечательная,  замечательная!  -  передразнивая
меня, воскликнул Вильям с иронической усмешкой, которую я скорее угадал  в
его голосе, чем увидел на лице. - Замечательная! Сначала  надо  дожить  до
этой твоей Пенсильвании, а шансов на это маловато... Слышишь, как ревет?
     - Слышу.
     - На палубе содом и гоморра.  Волнами смыло спасательную шлюпку, и  у
нас теперь осталась только  одна  небольшая  лодка.  Такого  шторма  я  не
припомню...
     Непогоду и качку я переносил не так легко, как Вильям. После еды меня
стало подташнивать, но, невзирая на это, я не терял ясного представления о
реальной действительности и своем положении.
     В голове у меня все отчетливее зрел отчаянный план.  Не делясь им  до
поры с приятелем, я хотел прежде убедиться сам, насколько задуманное  мной
было разумным и необходимым.