придется.  При всем этом испанцы одержимы каким-то бесом  жестокости.  Они
издеваются над рабами на каждом шагу, при  любой  возможности.  Изощренные
пытки доставляют им садистское наслаждение.
     Когда индейцы рассказали  мне  все  это,  на  лице  у  меня,  видимо,
отразилось сомнение. Они заметили его и тут же стали показывать свои раны,
спины с рубцами от плеток, руки с обрубленными пальцами, глубокие язвы  на
ногах, руках и груди. Где их только не было...
     Впервые я так непосредственно столкнулся с чудовищным миром  рабства.
Рабство существовало и на севере; надо сказать, и в  моей  Вирджинии  одни
притесняли и угнетали других, но я не видел  этого  собственными  глазами.
Живя в лесах далеко на западе среди вольных поселенцев, я  прежде  нечасто
над этим задумывался.  Теперь же меня словно поразило громом. Я смотрел на
этих людей, и в голове моей не укладывалось, что для  других  они  служили
исключительно рабочим скотом и безжалостно обрекались на гибель по чьей-то
злой воле.
     В этот вечер у костра на своем острове Робинзона я  впервые  в  жизни
болезненно ощутил всю несправедливость, царящую в мире  людей.  Как  можно
было ее терпеть?
     - Хочешь послушать, - обратился ко мне  Манаури,  -  как  погиб  брат
Матео?
     - Расскажи.
     Брат Матео был ловцом жемчуга и работал у самого богатого на  острове
испанца дона Родригеса, одно имя которого вселяло  в  сердца  людей  ужас.
Хозяин требовал добывать со дна моря все больше раковин, но ловец не мог -
он проработал десять месяцев, и силы его были на исходе. Хозяин, видя, что
многого  от  него  не  добьешься,  и  стремясь  запугать  других   ловцов,
приговорил его  к  смерти.  Приговор  исполнить  должны  были  собаки.  На
Маргарите во множестве содержались огромные, специально обученные  собаки.
В день казни дон Родригес пригласил нескольких  своих  приятелей-испанцев,
согнал всех своих рабов, даже маленьких детей, и устроил кровавое зрелище.
На специальной арене на приговоренного натравили огромного пса. Брат Матео
отбивался как мог - хотя и он, и  все  остальные  знали,  что  минуты  его
сочтены, - и держался на ногах, защищая свое горло.  Когда испанцы вдоволь
насладились ужасом  и  отчаянной  борьбой  негра,  хозяин  велел  спустить
второго пса.  Против двух собак негр устоять не смог. Пока он отбивался от
первого пса, второй набросился на него, повалил на землю и разорвал горло.
Это были страшные псы, такие же, как и их хозяева.
     - Идите отдыхать! - предложил я  индейцам  в  наступившей  тишине.  -
Завтра нам предстоит  много  работы...  И  знайте  -  здесь  вы  в  полной
безопасности! Спите спокойно!
     Пожелав им спокойного сна, сам я долго  ворочался,  прежде  чем  смог
уснуть.  Горькие минуты, которые я  пережил,  очевидно,  подействовали  на
нервы.


                            ЗНАК ХИЩНОГО ГРИФА

     Наутро, едва рассвело, все были  на  ногах,  и,  наспех  позавтракав,
каждый отправился по своим делам.  Я пошел посмотреть на кукурузное  поле,
как вдруг ко мне примчался индеец, стоявший в дозоре на  верху  холма,  и,
задыхаясь, стал что-то торопливо объяснять, указывая на север.
     - Hispanos! Hispanos! - только и понял я, но и этого было достаточно.
     Я бегом бросился к лагерю и в  один  миг  взобрался  в  сопровождении
индейца на вершину холма.
     - Там, - показал индеец рукой.
     С севера приближался корабль. Он был еще в десяти-двенадцати милях от
нас, но курс держал прямо на остров и через  два-три  часа  мог  оказаться
здесь.  Это была, как я определил, двухмачтовая шхуна под двумя парусами -
судно, значительно меньшее по размерам, чем распространенные в этих  водах
бригантины, и очень быстроходное.
     - Собрать всех людей! Вернуть охотников! - крикнул я индейцу,  забыв,
что это не Арнак и не Вагура, знавшие английский.
     В лагере  оставалось  четверо  взрослых:  индеец,  сообщивший  мне  о
корабле, две женщины и я. Охотники отправились четырьмя группами, и каждую
следовало предупредить.  Арнак  повел  людей  в  глубь  острова,  к  озеру
Изобилия, Вагура на север - в район рощи Попугаев, Манаури на плоту отплыл
на юг за черепахами, а рыбаки на втором плоту  снова  отправились  к  Пяти
скалам.  Жестами, показывая руками и называя имена, я растолковал, кто  за
кем должен бежать, а сам отправился за Арнаком.  Охотники покинули  лагерь
четверть часа назад, и мы надеялись быстро их нагнать. К сожалению, рыбаки
ушли намного раньше и давно уже ловили рыбу у Пяти скал.
     Мы  двинулись  каждый  в  своем  направлении.  Обе    женщины    были
сравнительно молоды и здоровы, и на  них  вполне  можно  было  положиться.
Спустя примерно час одна из них привела группу Вагуры, а другая - Манаури,
который плыл недалеко от берега и вовремя заметил женщину, подававшую  ему
знаки. Пока они тщательно укрывали в зарослях плот, вернулся и я с группой
Арнака.
     - Рыбаков еще нет! - заметил я с беспокойством.
     К ним отправился индеец, дежуривший на холме. Он был хорошим пловцом,
как дал понять мне жестами, и обещал быстро вплавь добраться до Пяти скал.