| |
- Да, правда, кто бы мог быть! - поспешно согласился он и, помолчав,
добавил: - Послушай, Белый Ягуар, мы гостим у вас уже третий день. Нам
пора покинуть ваше селение.
- Вы не хотите больше для нас танцевать? Жаль.
- Потанцевать мы можем, и даже охотно, но нам хотелось бы еще сегодня
пополудни отплыть.
- Отплыть? Разве вы прибыли сюда не пешком?
Дабаро не дал обить себя с толку.
- Да, правда, мы пришли пешком, но хотим купить у вас лодку за
оставшиеся у нас товары. Разве они того не стоят?
У них оставалось шесть топоров, четыре или пять ножей, несколько
глиняных плошек с ядом урари и разная мелочь.
- Ладно, Дабаро, я спрошу старейшин, согласятся ли они отдать
лодку...
Тут же я отправился к Манаури, и мы собрали совет. Когда я изложил
вождям и присутствовавшим главам некоторых семей просьбу акавоев, первым
взял слово Мабукули:
- По моему мнению, хватит играть с ними в гостеприимство. Надо взять
их в плен и держать в колодках как заложников, а товары отобрать. Если их
шайка на нас нападет, всех заложников убить.
- А если не их шайка на нас нападет, а мы на них, что более вероятно,
как тогда поступить с пленными? - перебил его я.
- Они наши заклятые враги, убить все равно!
- Вряд ли с тобой можно согласиться! Эти восемь акавоев ничего
дурного нам пока не сделали.
- Но могут сделать! А у нас на восемь врагов станет меньше! - стоял
на своем Мабукули, и большинство присутствующих, особенно воинов,
склонялись к его позиции.
Тогда заговорил Манаури:
- Белый Ягуар хочет, чтобы мы поступили как племя благородных воинов,
а не вероломных дикарей. Советы Белого Ягуара всегда оказывались мудрыми.
Мы не станем брать торговцев в плен и отпустим их с миром. Но как быть с
их просьбой? Дать им лодку?
- Я бы не дал! - обиженно буркнул Мабукули. - Зачем помогать врагам в
борьбе с нами?
- Разве это помощь, если хорошее оружие - шесть топоров и пять ножей
- перейдет из их рук в наши руки? Лодок для боя у нас и так останется
достаточно.
В этом вопросе почти все поддержали верховного вождя.
- К тому же, - продолжал Манаури, - отдадим им самую плохую итаубу, у
нас есть одна совсем дырявая.
- А если они ее не возьмут?
- Другой не дадим.
- Если станут упираться, - вмешался я, - дадим другую. Все равно этой
ночью будет решающий бой, я мы опять вернем себе итаубу.
- О-ей! - на этот раз охотно согласились все.
- Есть еще одно соображение, - продолжал я, - за то, чтобы выполнить
их просьбу: акавои собираются покинуть нас сегодня пополудни. За ними
скрытно последуют наши разведчики, и мы наверняка узнаем немало
интересного...
К концу нашей беседы с противоположной стороны озера донеслись крики:
кто-то просил лодку, чтобы переправиться к нам. Это оказался сын рыбака
Катави. Заведя нас, он, едва причалив к берегу, проворно выскочил из лодки
и бросился к нам со всех ног. Судя по его лицу, по всему его поведению, у
него были важные новости.
- Я к тебе, Ягуар, - подбежал он, запыхавшись, - к тебе...
- Говори! - не сдержал нетерпения Манаури.
- К тебе, Белый Ягуар, приплыли паранакеди - англичане!..
- Англичане?! Что ты болтаешь?! Какие англичане?!
- На большом корабле.
- Как наша шхуна?
- О, еще больше, намного больше!
- Рассказывай подробно!
И сын Катави рассказал: вчера вечером с низовьев Ориноко приплыл
двухмачтовый бриг и встал на якорь в устье Итамаки, потому что начался
отлив и течение в реках усилилось. Матросы на лодке подплыли к берегу, а с
ними три проводника из селения Каиива. Они отыскали Катави и объяснили
ему, что это английский корабль, а его капитан плывет к Белому Ягуару.
Катави отправился на палубу брига, чтобы провести его по Итамаке, а сын
тем временем помчался в Кумаку предупредить нас о приближении англичан.
Поскольку корабль снялся с якоря, по-видимому, с наступлением рассвета и
началом морского прилива, ждать его можно было с минуты на минуту.
- А ты точно знаешь, что они интересовались именно мной? - спросил я
у сына Катави, едва веря собственным ушам.
- Да, точно! Я не все понял из того, что они говорили, но они часто
повторяли имя Белый Ягуар... и какое-то еще...
- Может быть, Джон Бобер?
- Да, да! Джон Бобер.
Не подлежало сомнению, что эти англичане знали меня и плыли именно ко
мне. Это известие., вполне понятно, крайне меня взволновало и даже
|
|