- Что все это значит? - снова  выкрикнул  он  сдавленным  голосом,  и
трудно было понять, то ли взбешенным, то ли испуганным.
     - Сейчас я все объясню вашей милости! - ответил я  я,  обратившись  к
Манаури,  добавил:  -  Все,  что  я  скажу   дону    Эстебану,    переведи
присутствующим здесь на аравакский.
     Затем, повернувшись к испанцу, громко отчеканил:
     - Ты спрашиваешь,  ваша  милость,  что  означают  эти  выстрелы?  Они
означают,  что  вас,  сеньоры,  почтенных  наших  гостей,  я  честь   имею
покорнейше просить вести  себя  спокойней,  без  всяких  лишних  волнений.
Означает это также, что ни теперь,  ни  позже  я  не  дам  вам  ни  одного
обитателя этих берегов для работы в Ангостуре или где-либо еще.
     - Что? Что, сударь? Ты что плетешь? - Жилы вздулись у него на  висках
и на шее, глаза вылезли из орбит.  Судорожным движением  он  схватился  за
пистолет, торчавший у него из-за пояса.
     - Бога ради! - Я был сама любезность. - Не надо так  гневаться,  ваша
милость. Взгляни, будь добр, за мою спину.
     Он взглянул - и это помогло.  Там стоял Арнак с  нацеленным  на  него
ружьем.
     - Я уже упоминал однажды в этом почтенном обществе, - сказал я, - что
нам доводилось расправляться  с  вашей  милости  соплеменниками,  ибо  они
недооценивали наших сил! Ужель и  на  этот  раз  предстоит  событие  столь
печальное?
     Моя уверенность и спокойствие умерили его пыл.  Наконец-то  он  стал,
кажется, прозревать и смотрел на меня так, будто хотел  насквозь  пронзить
взглядом.
     - Сержант  вашей  милости  чрезмерно  горяч  и  не  слишком  умен,  -
продолжал я. - Не откажи, ваша милость, посоветовать ему не принуждать нас
вопреки нашей воле оборвать раньше времени его ценную жизнь!
     Дон Эстебан, скрипя зубами, последовал моему  совету  и  отдал  своим
солдатам соответствующий приказ.  После первых минут горячки испанец  стал
обретать равновесие духа и, прищурив глаза, присматриваться к  окружающему
внимательно и настороженно.
     - К чему все же ваша милость клонит? - вдруг прямо спросил он.
     - К миру и согласию.
     Он вонзил в меня взгляд, словно стилет.
     - Это издевка?
     - Упаси бог!
     - Ты, ваша милость, намерен прибегнуть к насилию?
     - Только в случае необходимости.
     - Но, надеюсь, ты не сомневаешься, что и мы умеем стрелять?
     - Дон Эстебан, кто посмеет в этом усомниться? - Любезным  поклоном  я
выразил свое согласие. - Но  сопротивление  ничего  вам  не  даст  -  силы
слишком неравны. Если дело дойдет до перестрелки, вы доставите нам крайнее
огорчение печальной необходимостью лишить всех вас жизни,  прежде  чем  вы
успеете произнести "Отче наш". А жаль!
     Наступила минута тягостного молчания.  Дон Эстебан  понял  -  с  моей
стороны это не просто похвальба.  Он окончательно подавил в  себе  гнев  и
усмирил злобу, которых не на ком было сорвать.  С  изменившимся,  все  еще
покрытым бледностью лицом, он смотрел на меня озадаченным взглядом, словно
только теперь впервые меня  увидел  и  вдруг  обнаружил  нечто  совершенно
неожиданное.  Он смотрел не только обескураженно, но с каким-то  застывшим
удивлением.
     - Дон Хуан, ты сам дьявол! - пробормотал наконец он. - Но  не  думай,
что убийство испанца на этот раз обойдется тебе безнаказанно! Не  забывай,
кого мы здесь представляем!
     - Ну и что? Разве коррегидор в Ангостуре - господь бог? Вы,  кажется,
снова переоцениваете свои силы!
     - Послушай! - выкрикнул испанец возмущенно.  -  Ты  в  Венесуэле,  во
владениях его королевского величества Филиппа Пятого.
     - Я в бескрайних глухих лесах, где ни один белый пока  не  обрел  еще
власти! - воскликнул я, перекрывая его голос, но тут же взял себя в руки и
уже тише добавил: - Ты говоришь, здесь владения испанского короля?  Отчего
же тогда ты ведешь себя так, словно находишься в чужой  стране  и  грабишь
врагов? Почему сам забываешь, что находишься в Венесуэле?
     Я резко поднялся с табурета, подошел к испанцу и, в упор глядя ему  в
глаза, твердо проговорил:
     - Дон Эстебан! Довольно изысканной болтовни и  пустопорожних  споров!
Поговорим  наконец  как  разумные  люди,  к  которым  мы  себя    пытаемся
причислять.  Я не случайно минуту назад говорил о мире и согласии.  Больше
здравого ума, сеньор, меньше самонадеянности! У нас общие  враги  и  общие
интересы, нужно только смотреть чуть дальше кончика собственного  носа.  И
впрямь ли ваша милость печется о благе Венесуэлы?  Если  так,  то  хорошо!
Прими тогда к сведению, что вместе с этими  индейцами  я  намерен  оказать
вашей стране большие услуги  и  охранять  ее  границы,  если  только  ваше
неблагоразумие этому не помешает...
     И тут я выложил ему все, что знал об акавоях,  об  их  предполагаемом
нашествии на берега нижнего Ориноко - нашествии, слухи о котором  доходили
уже до ушей дона Эстебана.  Знал он и то, что акавои готовят нападение  не
по  своему  почину,    а    подстрекаемые    голландскими    плантаторами,
обосновавшимися в бассейне реки Эссекибо. Во всяком случае, после того как