"ДОН ХУАН, ТЫ ДЬЯВОЛ!"

     Когда мы не торопясь подходили к главному тольдо, где все  еще  сидел
Конесо в окружении своей свиты, я повернулся к Арнаку и шепотом велел  ему
отправить гонца к Ласане, Арасибо и Кокую: пусть они  не  мешкая  начинают
действовать, как мы договорились.
     Под тольдо дон Эстебан и я уселись рядом с верховным вождем  на  двух
приготовленных табуретах.
     - А где будет сидеть Манаури? - обрушился  я  на  Конесо.  -  Прикажи
принести табурет и для него.
     Верховный вождь, не переча, послал человека в свою хижину.
     Мы молча ждали его возвращения, сидя  друг  подле  друга,  за  спиной
каждого стояла его вооруженная свита.  За доном Эстебаном стоял тот  самый
сержант, что безуспешно искал у нас шхуну, и предводитель индейцев чаима.
     Лица у всех нас были  внешне  непроницаемы,  взоры  спокойны,  но  мы
настороженно  и  внимательно  следили  друг  за  другом,  и  все   отлично
чувствовали тяжесть легшего на нас бремени.  Толстая,  чувственная  нижняя
губа Конесо теперь отвисла, будто дряблая  кишка,  олицетворяя  собой  все
уничижение верховного вождя.  Конесо мучила нечистая совесть, к тому же он
не знал, что еще ждет его впереди. Дон Эстебан, напротив, был весь собран,
хотя и встревожен, ожидая переговоров с едва  скрываемым  возбуждением.  В
таком состоянии человек особенно опасен, ибо легко возбудим  и  склонен  к
необдуманным действиям.
     Я сознавал: события зашли столь далеко, что теперь нет иного выхода -
или решительная победа, или смертельный бой.
     Когда табурет принесли и Манаури сел,  я  громко  обратился  к  нему,
чтобы слышали все:
     - Манаури, ты будешь предельно точно  переводить  на  испанский  язык
дону  Эстебану  каждое  слово,  которое  сейчас  здесь  будет  произнесено
по-аравакски, а вы, - посмотрел я на Конесо и его людей, -  отвечайте  мне
ясно и честно, если хотите отвратить от племени грозящее ему несчастье.
     Они мрачно молчали. С согласия дона Эстебана я приказал привести трех
представителей от группы пленников для участия в переговорах. Подойдя, они
встали за моей спиной, рядом с Арнаком, сторонясь людей Конесо.
     - Кажется, тут еще не все собрались, - воскликнул я. - Конесо! Позови
жителей всех ближайших хижин, пусть и они будут здесь.
     -  Разве  это  обязательно?  -  Верховный  вождь  посмотрел  на  меня
подозрительно. - Там остались одни женщины и дети!
     - Пусть придут женщины и дети! Я обещаю им полную безопасность.
     Конесо, хотя и неохотно, отдал распоряжение, и вскоре жители с  явной
опаской  стали  собираться.  Вместе  с,  женщинами  отважились  прийти   и
несколько мужчин.  Когда собралась достаточно большая толпа, я  потребовал
тишины и громким голосом, не скрывая гнева, перешел в наступление.
     - Где Карапана, убийца юного Канахоло? - обратился я  с  вопросом  ко
всем. - Почему его тут нет?
     Молчание.
     - Отвечайте! - настаивал я. - Ведь он шаман!
     - Он ушел в лес, - буркнул Фуюди, - наверно, совершать обряды.
     - Что? - возмутился я. - Совершать  обряды  сейчас,  когда  здесь,  в
Сериме, решается судьба племени? Так он печется о вашей судьбе? Трус он, а
не шаман.
     Люди внимали мне со страхом и трепетом.  Карапана все  еще  оставался
грозной силой.  Конесо сопел рядом, пытаясь сдержать бешенство и бросая на
меня злобные взгляды.
     -  Я  хочу  вам  помочь,  -  продолжал  я,  обращаясь  к   аравакским
старейшинам, - и помогу, но требую правды! Вот эти двадцать три  человека,
отобранные для испанцев, откуда взяты? Из каких родов?
     - Из всех, - проворчал Конесо, - кроме твоего.
     - Ах так! А почему вы не дали пятьдесят, как требует дон Эстебан?
     - Остальные сбежали в лес.
     - Вот как? А ведь еще и сейчас в хижинах Серимы много молодых мужчин,
и их можно брать!
     - Их не отобрали. Отобрали только тех.
     - А что, те разве хуже?
     Глаза Конесо сверкнули злым упрямством, и он ответил:
     - Да, хуже.
     - Говори прямо: вы хотите от них избавиться, отдать испанцам? Изгнать
из своего племени?
     - Да, изгнать из своих родов, -  спесиво  проговорил  Пирокай,  -  по
только на два года.
     - А те, что сбежали в лес, тоже изгнаны из ваших родов?
     - И те тоже. Они отобраны для испанцев.
     - Отлично! - воскликнул я, повышая голос. - Если вы отказываетесь  от
власти над этими двадцатью тремя воинами и над теми, что сбежали в лес,  я
беру их под свою опеку и принимаю в наш род на два года.  Вы  согласны?  -
обратился я теперь к трем пленникам.
     - Согласны! - с радостью ответил старший из них. - Мы  хотим  быть  с
тобой... Спасибо тебе, Белый Ягуар!