- Э?!
     - Левый глаз послушен Белому Ягуару, а правый глаз послушен мне!
     Он залился неудержимым смехом, продолжая победно выкрикивать,  словно
страшное заклинание, будто не словами, а дубиной  бил  их  всех  троих  по
головам: "Послушен мне! Мне послушен!.."
     Спустя полчаса все мы,  озадаченные  и  огорченные,  слушали  в  моей
хижине отчет Арнака.
     - Я говорил! - укорял Манаури. - Карапана великий, непобедимый шаман.
Он посмеялся над тобой, Ян! Он издевался над твоими чарами! Пустяками  его
не проймешь. Против него есть только одно надежное средство...
     - Знаю, знаю! - буркнул я раздраженно. - Пуля в лоб!
     - Правильно: свинцовая пуля в лоб!
     - Нет! - запротестовал я. - Ни в коем случае!
     - Он издевался над твоими чарами! - упрямо  донимал  меня  вождь,  не
отступаясь. - Правый глаз ягуара ему послушен.  Ему! А мы и не подумали  о
правом глазе...
     Вдруг к моему ложу подскочил Арасибо.  Гнев и возбуждение  еще  более
исказили выражение и без того косоватых его глаз и лица.
     - Не будет так! - выдавил он из себя. - Правый глаз ягуара  не  будет
ему послушен!
     - О-ей! - насмешливо фыркнул Манаури. - Не будет послушен? Не  ты  ли
помешаешь? Такой ты сильный?
     - Я! - отрубил Арасибо, словно топором.
     Мы все уставились на странно возбужденного калеку.  Глаза его  горели
лихорадочным  блеском.  Сдавленным  голосом,  прерывающимся  от   волнения
шепотом он стал объяснять:
     - Белый Ягуар может спать спокойно и выздоравливать. Карапана до него
не доберется.  Карапана великий и злой шаман, но у него не  будет  никакой
силы над глазом зверя...  Череп зверя у нас. Белый  Ягуар  сказал:  только
через череп глаза зверя  имеют  волшебную  силу...  Он,  Арасибо,  залепит
глиной в черепе правую глазницу, и Карапана этим глазом ничего  больше  не
увидит, никому не причинит зла...  А череп ягуара  Арасибо  повесит  перед
хижиной, и пусть все знают, что один глаз слепой и бессильный...
     - А если череп украдут? - скривил рот и громко хмыкнул носом Манаури.
     - Пусть попробуют!  -  Косые  глаза  сверкнули  ненавистью.  -  Пусть
попробуют! Я днем и ночью буду стеречь череп! Смерть тому, кто захочет его
украсть!..
     Все стоявшие вокруг  задумались.  В  ту  же  минуту  на  меня  напала
какая-то  странная  слабость.  Голова  закружилась,  встревоженные   мысли
отказывались повиноваться, к горлу подступала тошнота. Быть может, это под
действием змеиного яда мне вдруг стало так  бесконечно,  до  болезненности
одиноко? Что за люди окружают меня? И впрямь ли это  друзья?  В  полумраке
бронзовые их лица стали совсем  темными,  почти  невидимыми,  и  даже  это
причиняло мне муку.  И вот этот внезапный страх пред чуждостью  окружавших
меня людей и их мира душил меня, вызывая опасение, что мы никогда до конца
друг друга не поймем.
     Как же это могло  случиться?  Я  придумал  проделку  с  заколдованным
глазом  ягуара  как  своеобразную  шутку,  призванную   просто    попугать
одержимого  безумца,  охладить  его  пыл  и  озорной   шуткой    заставить
опомниться.  Ведь только в шутку, и не иначе, могла родиться такая мысль и
у меня, и у моих друзей.  А меж тем шутка, будто  мяч  отбитая  от  хижины
Карапаны, в каком же искаженном виде вернулась к нам! Шутка перестала быть
шуткой: и глаз ягуара, и шкура, и череп стали атрибутами, словно и  впрямь
наделенными магической силой, и вот уже хромой Арасибо, человек  верный  и
преданный, с воодушевлением  и  необыкновенной  серьезностью  рассуждал  о
колдовстве, делая из меня подобие шамана, а мои друзья принимали  это  как
должное и внимательно слушали его.
     Страшная тоска сжимала мне сердце: тоска по  человеку,  по  простому,
весело смеющемуся человеку, не думающему о магической силе глаза ягуара.
     И  тут  я  различил  испуганный  голос  Арнака,  доносившийся  словно
откуда-то издалека.
     - Ян, что с тобой?! Он весь в поту! Потерял сознание!
     Голос моего юного друга, звучавшая в нем тревога согрели мое  сердце,
вернули меня к жизни.  Я вновь стал чувствовать и  понимать  происходящее,
заставил себя улыбнуться и обвел все вокруг взглядом.
     - Кто потерял сознание? - спросил я.
     - Я думал, ты... - пробормотал Арнак по-английски.
     Как же я был благодарен ему за этот ответ на родном моем языке!
     Он коснулся моего лба; в то же время я почувствовал  крепкое,  нежное
пожатие руки - это была Ласана. Я пришел в себя. Силы вернулись ко мне.
     Все стояли как и  прежде:  Манаури  с  насмешливым  выражением  лица,
Арасибо - взволнованный, с горящим взглядом.
     - Карапана? Он смеется над вашим посланием! - упрямо  одно  и  то  же
повторял вождь. - Он смеется над вашим ягуаром! Смеется прямо вам в глаза!
Смеется! Ха, ха!.. - И тут же изменившимся голосом: - Выход один - пуля  в
лоб!
     Арасибо лихорадочно замахал руками на Манаури, пытаясь прервать  этот
поток язвительности, и обратился к Арнаку:
     - Я знаю Карапану как свои пять пальцев! - Голос у него сорвался. - Я
знаю его насквозь как облупленного.