почувствовал легкий удар в левое плечо, совсем несильный и  неболезненный.
Взглянув в ту сторону, я вдруг заметил, как  что-то  юркнуло  в  ближайший
куст.  Я посмотрел внимательней - змея, длиной фута в  три.  Укусила  меня
она, притаившись на ветке.  По форме головы я сразу  определил,  что  змея
ядовитая.
     - Подождите! - обратился я  к  своим  спутникам  сдавленным  голосом,
стараясь сохранять спокойствие. - Меня ужалила змея.
     - Куда?! - подскочил ко мне Вагура. - Куда?!
     - В левое плечо, - ответил я. - А змея вон там, на кусте!
     Ласана, шедшая следом за нами, оказалась ближе  всех  к  змее.  Одним
прыжком она подскочила к ней и, размахнувшись луком, как  палкой,  сильным
ударом перебила змее позвоночник.  Змея свалилась с ветки, но на землю  не
упала, а повисла в воздухе.
     - Она привязана! - удивился Вагура.
     Змея действительно была привязана к ветке за хвост.  Кто-то  привязал
ее над самой тропой,  чтобы  она  ужалила  проходящего  наверняка.  И  она
ужалила.
     Ласана и Вагура подбежали ко мне.  Я показал им укушенное место:  две
крохотные, еле видные точечки - не зная, и не заметишь. Испуг отразился на
лицах моих друзей.
     - Нож! - закричала Ласана не своим голосом.
     Она сама выхватила у меня из-за пояса  нож,  но  Вагура  вырвал  его,
заявив, что сделает это лучше. Меня тут же усадили на землю.
     Вагура, крепко удерживая  меня  за  плечо,  короткими  взмахами  стал
рассекать мне кожу и мышцы в месте укуса.  Кровь брызгала  вокруг  из  все
более глубокой раны, но он, не обращая внимания, все резал  и  резал.  При
этом он изо всех сил мял плечо, стараясь выдавить как можно больше  крови.
Я молча терпел, зная, что на карту поставлена сама жизнь.
     Потом Вагура отбросил нож и припал к ране губами.
     - Нет! - вскрикнула Ласана и резким движением оттолкнула его. -  Тебе
нельзя! У тебя на губе царапина!
     Она сама  склонилась  над  моим  плечом  и  стала  высасывать  кровь,
поминутно ее сплевывая.
     Все это  делалось  молниеносно,  куда  быстрее,  чем  описывается.  С
момента укуса прошла, быть может, всего минута, когда Ласана наконец, едва
дыша от усталости, на миг прервала свое занятие.
     Завидя растерянно стоявшего рядом Вагуру, она набросилась на него:
     - Беги скорее к моей матери! Расскажи ей...
     - И что?
     - Пусть принесет снадобья. Спеши!
     Как он помчался! Стремглав, словно олень.  Да, они действительно меня
любили!
     А Ласана все продолжала без устали отсасывать кровь, которая все  еще
струилась из раны, хотя и меньше, -  я  потерял  ее,  наверно,  уже  целую
кварту.  Видя бледность лица женщины и непроходящий страх в ее  глазах,  я
спросил:
     - А у тебя самой нет какой-нибудь скрытой ранки?
     - Кажется, нет.
     - Значит, ты не уверена?
     - Кто может быть уверен?
     - И все-таки ты высасываешь?
     - Высасываю, -  шепнула  она  таким  тоном,  словно  подвергать  себя
опасности было ее естественной обязанностью.
     Во время этой короткой беседы я ощутил вдруг сильное головокружение и
перепугался не на шутку - вместе укуса я почувствовал  резкую  боль.  Меня
сразу же прошиб пот, буквально ручьями ливший со всего  тела.  Значит,  яд
все-таки проник глубже и делал свое дело.  Картина бившейся в предсмертной
агонии  укушенной  собаки  встала  перед  моими  глазами  со  всей  жуткой
отчетливостью.
     - Ты не умрешь! - услышал я сдавленный шепот Ласаны у самого уха,  но
голос ее доносился до меня словно сквозь вату. - Ты не умрешь!
     Она повторяла это как заклинание.
     Прибежали люди из селения и, придерживая  меня,  стали  поить  ужасно
горьким  отваром  каких-то  дьявольских  трав.  Все    внутренности    мои
выворачивались наизнанку от этой гадости, и действительно, у меня  тут  же
поднялась страшная рвота.  По всему телу разлилась слабость, но  в  голове
при этом, кажется, слегка прояснилось, а боль в плече стала стихать.
     Затем Арасибо поднес к моим губам  большую  тыкву  и  начал  насильно
вливать в меня очень крепкую кашири.  Остальные, помогая  ему,  удерживали
мою голову.  После десятка глотков я был совершенно одурманен напитком, но
его все вливали в меня и вливали, пока я совсем не опьянел  и  не  потерял
сознания.
     ...Когда сознание вновь вернулось ко  мне,  кругом  было  уже  совсем
темно.  Жизнь медленно, с трудом, словно с другого света,  возвращалась  в
мое онемевшее тело, и лишь непереносимая жажда привела  меня  полностью  в
чувство.
     Я лежал на ложе в нашей хижине.  Снаружи горел костер,  отблески  его
прыгали по стенам.  Тут же подле меня на земле стоял  кувшин  с  водой.  С
трудом я дотянулся до него правой рукой и стал жадно, захлебываясь,  пить.
Левой рукой я не мог даже шевельнуть. Заслышав мою возню, в хижину вбежали