индейской деревни.  Праздность была им несвойственна.  Одни  отыскивали  в
джунглях участки, пригодные для  корчевки  и  распашки  под  поля,  другие
отправлялись на реку ловить рыбу, используя при  этом  либо  удочки,  либо
верши, либо стрелы и луки, а то даже перегораживая течение и применяя яды.
Третьи шли в лес за фруктами или на охоту.  К этим последним присоединялся
и я, безмерно довольный, что оказался наконец в своей стихии.
     Шхуну мы подвели к самому поселку и  поставили  на  якорь,  у  берега
прямо против моей хижины.  Важно было иметь ее всегда под рукой и на виду,
поскольку в трюмах судна мы хранили все наши запасы и  трофеи,  добытые  у
испанцев.
     Опасность,  грозившая  нам  со  стороны  акавоев,  не   давала    мне
возможности почивать на лаврах, и я часто проводил занятия по стрельбе  из
ружей.  Подопечные мои занимались охотно, радуя мое  сердце  успехами,  и,
когда обрели необходимую сноровку, я разрешил им брать ружья на  охоту.  В
лесу индейцы лучше управлялись с луками и стрелами,  чем  с  огнестрельным
оружием,  но,  несмотря  на  это,  охотно  брали  и  ружья,  с   гордостью
перекидывая их через  плечо.  Они  считали,  что  это  придает  им  больше
воинственности и солидности.
     В минуты, свободные от вылазок в лес и на реку,  мы  не  пренебрегали
занятиями и с другими видами оружия, такими,  как  лук,  копья,  палицы  и
дотоле неведомая мне  "воздуходувка"  -  бамбуковая  трубка  восьми-девяти
футов в длину, из которой с силой выдувались небольшие отравленные стрелы,
летевшие на значительное расстояние.  Всех нас охватил азарт соревнования,
и некоторые стрелки добились поразительного мастерства.
     Конесо и пособник его Пирокай с самого начала пытались расколоть нашу
группу, сманивая людей всяческими посулами, но добились они немногого.
     Все  их  старания,  кроме  двух  случаев  с  душами    неустойчивыми,
окончились неудачей.  Наши  люди  хотели  жить  вместе,  чувствовали  себя
поистине  одним  племенем,  единой  семьей.   Их    изобретательность    и
предприимчивость оказывали магическое влияние и на многих жителей  Серимы.
Не приходилось удивляться, что близкие родственники членов племени  Белого
Ягуара перебрались к нам и  поселились  в.  наших  шалашах.  Но  и  другие
индейцы, не состоявшие в родстве, также тянулись к нам.  Они искали  нашей
дружбы, порой совета, а то и просто  задушевной  беседы  и  вообще  охотно
поселились бы поблизости от наших костров.  Но  Манаури  решительно  этому
противился, стремясь не разжигать зависти старейшин, и без того  глядевших
на нас косо.
     Охотиться в лес мы ходили по двое или по  трое;  я,  как  правило,  с
Арнаком или Вагурой, а порой и с  Ласаной,  особенно  после  того,  как  в
хижину к ней переселилась  ее  мать.  Лишь  теперь  я  по-настоящему  стал
ощущать неописуемую, просто ошеломляющую прелесть окружающего нас леса.  В
северных лесах моей родины множество всяких деревьев, но в какое сравнение
это могло  идти  с  буйной  пышностью,  со  сказочным  богатством  здешней
растительности? В вирджинских лесах  немало  непроходимых  чащ,  но  разве
сравнить  их  со  здешними  чащобами,  с  буйным  неистовством  зелени,  с
невообразимым хаосом неукротимых ветвей,  листьев,  лиан,  колючек,  среди
которых трудно ступить шаг, где все сковывает человека, гнетет его тело  и
даже мысль его и душу? На первый взгляд безумный,  ошеломляющий  хаос,  но
стоит опытному охотнику всмотреться пристальней, и в кажущемся  беспорядке
он начинает примечать мудрость природы, разумные закономерности ее  бытия,
начинает постигать  дикую  ее  красу,  и  более  того  -  находить  в  ней
пленительную терпкую прелесть.  И в то же время никогда не ведомо, чем для
человека станет непроглядная чаща: добрым другом или коварным врагом.
     Кроме ягуара, на охотника могли выскочить тут и другие хищные  кошки,
из которых одну, сплошь желтую, как лев, называют пумой.  Могли попасть на
мушку в густых лесах и олени-мазамы, и дикие свиньи-пекари, а  по  берегам
рек водосвинки и тапиры - могучие животные  с  прочным,  как  щит,  кожным
покровом и удлиненным, словно у  диковинного  слона,  носом,  и,  конечно,
бесчисленные стада всевозможных обезьян.  Мог здесь  охотник  встретить  и
броненосца - животное, сплошь покрытое панцирными щитками, и другое диво -
муравьеда, пожирателя муравьев, с нелепо длинной мордой и  такими  мощными
передними когтями, что они могли бы легко надвое разодрать  человека;  мог
встретить здесь охотник и еще большую диковину - ленивца, четвероногое, до
беспредельности кроткое существо,  постоянно  висящее  на  ветвях  головой
вниз, и что самое удивительное - почти без движения.
     А всевозможные водяные и  лесные  черепахи,  а  ящерицы,  из  которых
игуана - по виду и повадкам сущий дракон  -  уступает  им  разве  лишь  по
размерам, а  бесчисленное  племя  ядовитых  змей  и  громадных  удавов,  а
вероломные крокодилы-кайманы, подстерегающие добычу в тихих заводях,  и  в
этих же водах,  кроме  множества  съедобных  рыб,  -  настоящие  чудовища:
плоские  сипари  с  ядовитым  шипом  на  хвосте,  небольшие  рыбы  пирайи,
отличающиеся поистине дикой прожорливостью, а яринга, рассказы индейцев  о
которой казались мне сказочным домыслом: эти  крохотные  чудовища,  совсем
небольшие по размерам, коснувшись купающегося человека, будто бы  поражали
его ударом молнии, вызывая полный паралич! А  неисчислимый  красочный  мир
тысяч птиц  на  земле  и  в  воздухе,  мир  щебечущий,  мир  прелестный  и
радостный, над которым высоко в небе царственно парит мрачный властелин  -
гигантский орел с хохлатой головой - полумифическая  гарпия,  безжалостный
пожиратель обезьян и всякой прочей живности, которому под  силу,  пожалуй,
поднять в воздух даже пятнадцатилетнего подростка.