которые ценю превыше всего, а превыше всего я ценю верность  и  честность.
Ложь никогда не сорвется с моего языка, и потому Конесо должен мне верить,
когда я говорю, что все мы пришли сюда с чистым?  сердцем,  как  братья  к
братьям, а союз, заключенный с варраулами, не направлен против  верховного
вождя...
     - Тогда зачем вы его заключали? - огрызнулся опять Конесо.
     - Разве тебе не известно, какая угроза нависла над нами с юга?  Разве
в прошлую сухую пору не пропал без вести отряд араваков? - напомнил я.
     И Конесо, и все собравшиеся хорошо знали о планах акавоев,  и  потому
слова мои были встречены шепотом одобрения.
     - Варраулы живут не только на Ориноко, - продолжал я,  -  их  селения
есть и далеко на юге.  Они немало натерпелись горя от акавоев. Они  знают,
что мы хорошо вооружены, знают о наших победах и хотят с нами мира.  Разве
это плохо?
     - Почему они пришли не ко мне, а к вам? - не успокаивался Конесо.
     - Мы плыли мимо их селений. А союз касается всех араваков, живущих на
Итамаке, мы только посланцы и сообщаем об этом союзе  с  варраулами  тебе,
Конесо...
     Но  даже  такое  объяснение  не  удовлетворило   задетое    самолюбие
верховного вождя.
     - А зачем вы создали новый род? -  гневно  воскликнул  он.  -  Хотите
вбить клин в наше племя, внести раздор...
     - Нет, - живо возразил я. - Люди, пережившие тяжкое  рабство,  многие
несчастья и беды, вместе добывшие себе свободу, эти люди  хотят  и  дальше
жить вместе, одной семьей, единым родом, и притом служить  всему  племени.
Разве можно их за это судить?
     - У вас большие богатства! - не унимался Конесо. - Вы всех переманите
в свой род! Создадите свое племя! Вы угрожаете...


                              ШАМАН КАРАПАНА

     - Перестань лаять, Конесо! -  раздался  скрипучий  старческий  голос.
Голос чуть слышный, невыразительный, но  какое  он  произвел  впечатление!
Конесо не только умолк, но как бы сразу  скис.  Это  вмешался  Карапана  -
шаман. После его слов наступила мертвая тишина.
     - Перестань! - повторил Карапана. - Ты,  Конесо,  лаешь,  как  глупый
пес!
     Конесо и впрямь умолк, словно побитая собака.  Похотливые его  глазки
смотрели так обалдело, что нетрудно было понять - от  изумления  он  сразу
растерял все свои мысли.  Он открывал рот, хотел что-то сказать, казалось,
даже возразить, но Карапана не дал ему опомниться и продолжал:
     - Это наши братья! Приветствуйте их!
     - Да, мы ваши братья! - подхватил я обрадованно.
     - Подайте им руки! - живо подбодрил шаман  старейшин.  -  Это  обычай
белых, но они долго жили среди белых!  Не  пожалей  руки,  Конесо,  и  ты,
Пирокай, и вы все!..
     Враждебная атмосфера сразу разрядилась, будто по мановению  волшебной
палочки.  Здравый  смысл  и  сердечность   восторжествовали.    Старейшины
приблизились  к  нам,  протягивали  руки,  расточали  улыбки  -   выражали
гостеприимство.  Остальные  индейцы,  стоявшие  в  стороне  и   огорченные
поначалу враждебностью старейшин, теперь бурно ликовали.
     Один  лишь  Карапана,  главный  вдохновитель  наступившего  мира    и
согласия, не принимал участия в этом всеобщем  ликовании.  Он  по-прежнему
сидел на табурете,  исполненный  старческого  достоинства,  курил  трубку,
проницательно поглядывая из-за клубов дыма, и молчал.
     - Варраулам вы привезли  подарки,  а  нам?  -  воскликнул  кто-то  из
старейшин.
     - Привезли и вам! - с готовностью ответил Манаури.
     - Я хочу шпагу! - крикнул Фуюди.
     - И я хочу шпагу! - поспешил за ним Пирокай.
     - И я!.. И я!.. - послышалось со всех сторон.
     Видно, испанские шпаги со времени нашей бытности у варраулов вошли  в
моду на берегах Ориноко.  К сожалению, лишних шпаг у нас оставалось  всего
две, и получили их Конесо и Пирокай.  Остальным пришлось  довольствоваться
разными  тряпками,  одеждой,  несколько  кафтанов  украсили  плечи  лучших
воинов.  Глаза  шамана  хищно  горели,  но  и  он  получил  свое:  богатую
капитанскую шляпу с великолепным страусовым пером.
     Старейшин буквально обуяло безумство алчности.  Они теребили нас и  с
чисто детской настойчивостью требовали что-нибудь подарить,  и  притом  не
одну вещь, а сразу много.
     - Дай мне мушкет, - наступал на меня Конесо.
     - И мне тоже! - тут же не отставал от него Пирокай.
     - Ружей пока не дам! - ответил я. - Они сейчас нужны мне  самому.  Вы
получите их, но потом.
     Страсти понемногу улеглись.
     День кончался.  Было еще  светло,  хотя  солнце  за  туманной  дымкой
клонилось уже к западу.
     Итак, утомительное наше путешествие  привело  нас,  или,  по  крайней
мере, моих товарищей, к цели: мы были  у  своих.  Страстная  мечта  многих