подскажет тебе сладкие слова".
Ласково коснувшись дыни,  лукаво спрашивает ханым:  "А  какие?"  Тут я,  как
настоящий посредник,  объяснил ей,  как возвышен ага Халил,  как богат и как
ищет  источник чистой воды,  дабы утолить жажду,  еще  ни  с  какой ханым не
утоленную.  Дыня уже возлежала на подносе.  "Да, - сказала ханым, - ты прав,
мне нужны красные четки".  Тогда я  побежал в  лавку и сказал смущенному ага
Халилу:  "Не  позже  как  сегодня  ты  отнесешь ханым  красные  четки".  Ага
заволновался:  "Ханым может угостить, как женщина роз, и на это нужно время.
А мать, привыкшая ждать, будет в тревоге". Ага не отсчитал и трех четок, как
я сказал:  "Пойду к старой ханым,  скажу,  что хеким, муж ханым Рехиме, ждет
тебя на игру в костяные слоны.  Пусть спокойно спит старая ханым, ибо я буду
с  тобою".  Старой  ханым  я  открыл  правду.  Она  радостно заплакала,  ибо
одиночество сына пугало ее,  а  с нею и Айша пролила слезу.  Затем,  угостив
халвой,   они  расцеловали  меня.  Условились,  что  они  будто  даже  и  не
подозревают,  где на самом деле ага наслаждается изысканной игрой,  и так же
поступят и после других,  счастливых для ага,  ночей. О благородные, мой ага
очень счастлив,  что костяные слоны не заслонили от него жаркое солнце,  и с
нетерпением ждет,  когда пройдут семь новолуний, чтобы ввести в дом красивую
и веселую ханым.
     Насмеявшись, Дато спросил:
     - А ты, Ибрагим, какой бахшиш от этого имеешь?
     - Долго ничего не имел, кроме радости, что ага стал жертвой блаженства.
Но  случилось то,  что  должно случиться.  Два  полнолуния назад сижу  возле
калитки дома ханым,  и,  как всегда, жду своего ага. Вдруг откинулся засов и
просовывается белая, как крыло чайки, рука. Молодая служанка хватает меня за
шиворот,  втаскивает во двор и сердито шепчет:  "О, почему нигде не сказано,
что делать с глупцом,  торчащим,  подобно глашатаю, у дома молодой ханым?" Я
сразу  понял  причину гнева  женщины,  имеющей старого мужа,  стерегущего за
городом виноградник ханым, но счел нужным изумиться: "Как?! Я год так торчу,
и  ты не заметила?" Она звякнула браслетами:  "Заметила!  Но тебе,  шайтану,
было только шестнадцать лет,  а в прошлую пятницу стало семнадцать". Тогда я
спросил:  "Как  -  поцелуй в  задаток тебе дать или  сразу все?"  Она  двумя
пальцами прищемила мне ухо:  "Видят жены пророка,  я  еще не  решила",  -  и
втолкнула меня в свою комнату...
     В  эту ночь судьбы мы оба,  я  и  ага Халил,  возвращались с одинаковой
благодарностью к аллаху, создавшему усладу из услад.
     Один Гиви не совсем уяснил суть рассказа, хоть и хохотал громче всех.
     Поскольку Саакадзе еще не  вернулся из  Белого дворца Эракле,  "барсы",
угостив Ибрагима дастарханом - на большом подносе среди прочих сластей куски
халвы, - стали расспрашивать его о доме.
     Сначала Ибрагим рассказал,  как  его мать мучилась с  двумя сыновьями и
одной дочкой,  потом с тремя сыновьями и двумя дочками. Но аллах поставил на
ее  пороге ага  Халила,  и  все пошло иначе -  хоть и  не  сразу,  ибо Халил
опасался,  что чувячник привыкнет к его сундуку.  Когда чувячник -  о Мекка!
Почему его считают отцом Ибрагима?!  -  получив от торговца рабами семьдесят
пиастров в задаток за сына, поспешил взять вторую жену, тоже дочь чувячника,
и  тесная лачуга совсем стала  походить на  кухню  прислужников ифрита.  Обе
женщины целый день угощали друг друга тумаками или таскали за волосы. Почему
Мухаммед не  повелел брить  таких наголо?!  Вот  о  чьи  головы следовало бы
отточить бритву. Дети так вопили, что с потолка сыпалась глина, но все равно
еды  от  этого не  прибавлялось.  Тут  мать стала замечать,  что чувячник со
второй женой тайком что-то жуют и,  как тигрица,  набрасывалась на них.  Как
раз в это время соседям,  которых разделял лишь глинобитный забор, подсказал
пророк продать свой дом.  О аллах, две комнаты, кухня и широкий балкон, а на
дворе три дерева, одно тутовое, пять кустов роз и сочная трава. Проведала об
этом Айша и  говорит старой ханым:  "Купи дом,  спешат соседи,  очень дешево
продают".  Услыхал ага  Халил и  удивился:  "На что еще дом,  когда в  своем
некому жить?"  Айша свое:  "Раз почти даром отдают,  надо брать;  посели там
несчастную мать Ибрагима с остальными детьми". А ага Халил свое: "Может, так
бы и поступил,  но не хочу чувячника вплотную к своему дому приблизить". Тут
как раз к  сроку подоспел богатый бездетный купец и просит ага Халила отдать
меня: как сына возьмет, учить будет и богатство оставит. Смутился ага Халил:
"Не смею бедного Ибрагима счастья лишать, а без него скучно станет". Узнав о
желании бездетного купца,  старая ханым тоже  расстроилась.  Айша плачет.  А
жена богатого купца пришла в лавку,  увидала меня и воскликнула:  "Ты мне во
сне  снился!  Ничего для  тебя  не  пожалею!  В  бархат и  парчу наряжу!"  Я
рассердился - в девять лет уже поумнел! - и закричал: "Твои слова не идут ни
к  веревке,  ни к  рукоятке!*  Хоть в золото одень,  никуда от ага Халила не
уйду, ибо аллах меня сыном к нему послал, а завистливый чувячник по дороге с
крыльев ангела стащил!"  Потом  обнял ноги  ага  Халила,  заплакал и  осыпал
упреками:  "Эйвах,  разве не  тебя я  люблю больше,  чем  себя?  И  разве ты
обрадуешься, если с горя в Босфор брошусь?"
     ______________
     * То есть бессмысленные слова (турецкое выражение).

     Пришлось купцу с женой уйти,  а на другой день ага Халил купил для меня
дом с  тремя деревьями и  с  травой,  растущей вокруг роз.  Тогда я  пошел к
ученому хекиму;  мой брат,  -  он  младше меня на один год,  -  уже там был.
"Знаешь,  говорю, Арзан, дом мой, а почему чувячник должен у нас жить?" Брат
ногой топнул:  "Не должен,  говорит,  пусть Айша скажет,  что дом ей  в  дар
купили,  а она хочет только нашу мать с детьми впустить.  И, чтобы не видеть
проклятий второй жены чувячника,  подымем выше на два локтя глиняную стену".
Но  моя  радостная мать  упросила  поднять  стену  так,  что