но, что
после пятницы особенно приятна ночь любви!
     - Черт!  Полторы пештемал тебе на  язык!  Не видишь,  Иорам уши открыл,
словно ты собираешься сыпать туда бирюзу!
     Слегка  смутившись,   Ибрагим,   силясь  придать  себе  степенный  вид,
произнес:
     - Уважаемый эфенди,  пусть Моурав-бек удостоит меня вниманием:  от  ага
Халила подарок принес.
     - Успеешь.  Раньше расскажи,  как живет Халил ага, здоров ли и нашел ли
он наконец себе ханым, хотя бы с двумя пятницами в неделю.
     Выслушав и других "барсов", Ибрагим сказал:
     - С любовью и охотой,  эфенди чужеземцы,  я расскажу все, что знаю. Мой
ага Халил,  да  продлятся над ним приветствия Накира,  здоров,  а  ханым,  -
зрачки Ибрагима весело сверкнули, - я с помощью улыбчивого дива ему нашел.
     - Ты?!
     - Клянусь Меккой,  ага Ростом,  я! Случилось так, как случилось! В один
из  дней  входит в  лавку  ханым в  бирюзовой чадре,  а  за  ней  служанка в
темно-синей.  И сразу мне показалось,  что сама судьба,  обняв стройный стан
ханым,  ввела ее в лавку.  Я смотрю на нее,  она на ага Халила,  служанка на
меня,  а  ага Халил ни  на  кого,  ибо он записывает в  свою книгу с  белыми
листами умные мысли,  -  а когда Халил записывает, пусть хоть небо упадет на
таз с дождевой водой, он не заметит. Купила ханым четки не выбирая и ушла. В
двенадцатый день рождения луны снова пришла в чадре цвета бирюзы, а служанка
в темно-синей. Я смотрю на ханым, она на ага Халила, служанка на меня, а ага
Халил ни  на  кого,  хоть и  не записывал умные мысли.  Когда я  спросил,  -
почему,  ответил: "Не осталось". Ханым снова не выбирая купила четки и ушла,
а я думаю: "Что дальше?" Пять раз приходила ханым в чадре цвета бирюзы, пять
раз я смотрел на нее, она на ага Халила, служанка на меня, а ага Халил ни на
кого. Пять раз ханым не выбирая покупала четки и, сказав голосом, похожим на
щебет соловья,  "Селям!",  уходила.  Тут я догадался:  пусть меня скорпион в
пятку укусит,  если ханым не нарочно надевает одну и ту же чадру. Говорю ага
Халилу,  а он:  "Еще рано тебе,  сын воробья,  на ханым заглядываться!" -  и
сердито затеребил чубук.  Я  не  для себя,  ага Халил!"  У  него глаза стали
круглыми,  как четки: "Тогда для кого?" Подумав, я промолчал, но когда ханым
опять пришла,  я выскочил,  будто за халвой,  а сам иду следом за ней. Пусть
аллах простит мою дерзость,  но показалось мне -  она заметила. Если так, то
непременно узнаю, где живет. И узнал. Подождав пятницу, я с сожалением вынул
из  ящика  один  пиастр и  пошел к  ханым.  Служанка,  та,  что  приходила в
темно-синей чадре,  притворно не пускает:  "Если ханым потеряла пиастр, я ей
сама отдам".  Тут я возмутился:  "Разве ифрит поручится за твою честность?!"
Как  раз  ханым  услыхала спор  и  сама  вышла,  чадру не  надела.  Я  сразу
догадался:  чтобы я  мог  описать ага Халилу ее  красоту.  "Зачем пришел ты,
мальчик?"  -  слышу голос сладкий,  как халва,  и  решаю:  нарочно мальчиком
назвала -  иначе как без чадры показать мне свою красоту.  И  я  счел нужным
сделать глупое лицо и  пропищать:  "Ханым,  ага Халил нашел в  лавке пиастр.
Осторожности ради  опросили  покупателей;  некоторые  жадно  спрашивали:  "А
сколько я  потерял?"  Отвечаем:  "Мангур".  Один за  другим воскликнули пять
покупателей:  "Это мой!" Тут ага Халил посетовал:  "Один пиастр, а не мангур
утерян,  а  пятеро хотят получить".  Тут мне сама судьба шепнула:  "Наверно,
пиастр принадлежит ханым в бирюзовой чадре, она одна проявила благородство и
не пришла искать то,  что иногда все,  а иногда ничто". И так как ага Халилу
свойственна честность,  он одобрил судьбу:  "Ибрагим,  отнеси ханым то,  что
иногда ничто,  а иногда все".  И тут ханым хитро прикрыла один глаз, поэтому
второй еще ярче стал блестеть.  Я  тотчас сказал ей об этом,  она еще громче
рассмеялась:  "Видишь,  Ибрагим, кто нашел потерю, тому следует половина", -
и, разменяв монету, отсчитала часть, принадлежащую якобы ага Халилу.
     Аллах  подсказал мне,  как  следует  поступить дальше.  Выведав все  от
молодой  служанки  и   сам  рассмотрев  главное,   я  сказал  ни  о  чем  не
подозревающему ага Халилу:  "Ага,  не  сочтешь ли  ты  своевременным отнести
ханым в  бирюзовой чадре красные четки?" Ага насторожился:  "Она просила?" Я
стал кушать халву.  "Ага Халил,  почему я, увидев ее пять раз в лавке, сразу
догадался,  что ей необходимо?" Ага взмолился: "Ради сладости дней, Ибрагим,
не подходи близко к дверям ханым,  муж тебя может убить". - "Конечно, может,
но у ханым нет мужа,  а есть красота и богатство".  Ага просиял.  Я поспешил
уложить в  его  голову приятные вести:  "Муж  ханым уже  много новолуний как
утонул,  но  она благочестиво решила ждать еще год,  -  хоть не очень любила
его,  но все же была женой столько же.  И  ждала бы,  но,  придя в  лавку за
четками,  оставила в уплату свое сердце.  Аллаху угодно, ага, чтобы ты отнес
ей красные четки".  Ага изумился. Помолчав не более базарного дня, ага Халил
сказал:  "Узнай,  не  дочь ли  она купца,  торгующего льдом,  или не дочь ли
муллы,  или,  упаси аллах,  звездочета?"  Я ответил:  "Нет,  она дочь купца,
торгующего бархатом и благовониями в хрустальных сосудах.  Потому характер у
нее  бархатный,  уста источают благовония,  а  голос звонок,  как хрусталь".
Клянусь аллахом,  уважаемые эфенди,  я не знал,  чем торгует ее отец, но ага
Халил поверил.  И я не замедлил купить на базаре лучшую дыню и отнес ханым в
подарок,  как бы от ага Халила.  Об этом он тоже потом проведал...  Не будем
затягивать.  Передавая дыню, я сказал: "Ханым, сердца бывают разные, у моего
ага  Халила -  золотое.  Пусть сладость дын