| |
гранитом, Эракле
оглядел сложенные у стен кожаные мешки с монетами различных стран и
несколько кованых сундуков, полных свернутыми в трубки картинами,
изображающими природу и людей.
- Не помнишь ли, мой старый Никитас, на сколько лет скромной, но
безбедной жизни, сказал я, хватит этих ценностей мне и вам, верным слугам?
- О господин наш, ты сказал: на двадцать пять.
- Теперь, верные, я хочу прожить с вами больше. Сложите ларцы вот
здесь, на сундуках, и перетащите из тайной комнаты еще пять мешков с
золотом.
- Почему не все, мой господин, там ведь их двадцать?
- Пусть остальные останутся, если Хозрев или еще кто из верховных
разбойников вздумает меня ограбить... ведь я грек, значит исчезновение
сокровищ безнаказанно не пройдет. Обнаружив пятнадцать мешков, они искать
больше не станут, а если ничего не найдут или мало, могут вывернуть
наизнанку весь дворец. Нам необходимо сохранить в большой тайне это
помещение. Вы проверили, не заржавела ли дверь, ведущая в переход,
соединяющий тайник с морем?
Никитас молча кивнул головой.
Прошла ночь, другая. Оружия не было. Уж не раздумал ли хитрец? Нет, не
раздумал! Но, передавая запродажную запись на поместье, Эракле
предусмотрительно обозначил сумму в десять раз меньшую: вдруг ничтожный
потребует назад те пиастры, которые и не думал давать.
На третье утро в Мозаичный дворец прискакал грек-слуга. Видно, передал
он нечто важное, ибо, наскоро прицепив шашки, "барсы" вслед за Саакадзе
помчались в Белый дворец.
Оружие - огонь и надежда - было укрыто в том самом тайнике, где
громоздились пятнадцать кожаных мешков с золотом.
Саакадзе едва сдерживал желание прильнуть к стволу пушки, поцеловать ее
так, как целуют возлюбленную. А Гиви так и поступил, - обняв мушкет, он
прерывающимся голосом шептал: "Мой! Мой!" - и тут же клинком сделал
опознавательный знак на прикладе.
- Дорогой друг, - негромко спросил Саакадзе, вкладывая в свой вопрос
чувство глубочайшей признательности, - сколько заплатил ты за это?
- Ничего по сравнению с вашей радостью. - И Эракле виновато добавил: -
Хотел пятьсот и десять пушек, но... пришлось согласиться на меньшее.
- И этого с избытком довольно! Двести пятьдесят воинов, вооруженных
огненным боем! - В порыве благодарности Саакадзе крепко обнял Эракле. -
Друг...
- Господин мой Георгий, ты соразмерил свою силу с крепостью моего тела?
Все рассмеялись, преисполненные восхищения. Георгий, смутившись,
выпустил задыхающегося Эракле из своих объятий. Счастливый Афендули поспешил
пригласить друзей отпраздновать скромной трапезой исполнение заветного
желания. Все связанное с оружием решили держать в глубокой тайне.
Но не так-то легко было отвлечь "барсов" от оружия, они ходили вокруг
пушек опьяненные, радостные, не могли налюбоваться на мушкеты, гладили их.
Автандил перекрестил свой мушкет и тонким ножом начертал на стволе
"Автандил". Сверкнув единственным глазом, Матарс затянул ностевскую боевую,
"барсы" дружно подхватили:
Рог трубит, гремят тамбури,
Арьяралэ!
Поспешим к горам! Там бури!
Тарьяралэ!
Славен там Зураб разбоем,
Арьяралэ!
С огненным вернемся боем!
Тарьяралэ!
Картли! Живы твои дети!
Арьяралэ!
Пусть не плачет Базалети!
Тарьяралэ!
Нам милы твои чинары!
Арьяралэ!
Мы, как барсы, будем яры!
Тарьяралэ!
Димитрий грозно потряс мушкетом и вырезал на его прикладе: "Даутбек!".
"Барсы" продолжали петь:
Полумесяц - бог Стамбула!
Арьяралэ!
Картли бог - мушкета дуло!
Тарьяралэ!
Опалим огнем молитву!
Арьяралэ!
За Георгием - на битву!
Тарьяралэ!
Благотворен дым Кавказа!
Арьяралэ!
Что нам злоба Теймураза!
Тарьяралэ!
Элизбар незаметно прикоснулся губами к металлу. Одно желание охватило
"барсов", и они грянули так, словно увидели долину, полную виноградников и
солнца, и мягкие линии холмов, тающих в синем мареве:
Встань, земля родная, рядом!
Арьяралэ!
Одари нас нежным взглядом!
Тарьяралэ!
Матарс резко дернул повязку: "Еще черт набрызгает воды из глаз!" А
Пануш задорно тряхнул головой:
К роднику идут грузинки!
Арьяралэ!
Поцелуем те тропинки!
Тарьяралэ!
Здравствуй, Картли, мать родная!
Арьяралэ!
За тебя пью рог до дна я!
Тарьяралэ!
Слезы
|
|
