жадность  отводит  мой  взор  от  вещи  к
человеку.
     - Машаллах! Все, что ты рассказал, еще сильнее убеждает меня! Как раз и
мне нужны такие кувшины.
     - Я  лучше предложу для царственной ханым Фатимы ожерелье,  не  имеющее
равного.
     - Ай-яй, как непонятлив ты, Эракле! Знай, раз мой взгляд остановился на
кувшинах,  значит я  в обмен ничего не возьму.  Но если ты сам решил вручить
сестре султана ожерелье,  уговорю ее снисходительно принять. И еще знай: или
кувшины мои,  или фелюги не  подвезут ни одного мушкета.  И  поместье твое я
приму даром,  ибо там уже янычары -  четыре по пятьдесят,  и рабы -  пять по
двадцать.
     Ничем  не  выдал  своих  чувств  Эракле.   "Произвол!   Что  перед  ним
справедливость?!  Конечно,  Моурави сумеет  помочь  вернуть поместье,  но  с
оружием придется навек  проститься,  ибо  этот  отъявленный вымогатель будет
зорко следить за капудан-пашою и за всеми,  кто за баснословную цену захочет
услужить мне".
     Эракле  вспомнил,  как  блеснули глаза  Саакадзе при  словах  "мушкеты,
пушки",  как шумно принялись благодарить "барсы".  Автандил даже обнял его и
трижды поцеловал.  И сейчас они на границе разочарования.  Нет! Раз Афендули
дал слово, должен сдержать. Недостойно огорчить неповторимого рыцаря!
     - Ага Эракле!  А, Эракле ага! Твой аллах чересчур долго не внушает тебе
правильное решение!  Эйвах,  за  этот  срок мой  взгляд может упасть еще  на
что-нибудь, - у тебя много ценностей!
     - Хорошо,  бери, везир, и кувшины, но - условие: я передам их тому, кто
сдаст мне оружие,  и...  по счету.  Знай, о Хозрев, если хоть одного мушкета
недостанет, кувшины не отдам.
     - Когда двое говорят "да", для чего "нет"?
     Поняв, что Афендули выведен из терпения и угрозу исполнит, Хозрев решил
соблюсти точность,  хотя за минуту до этого собирался прислать только двести
мушкетов и две пушки.
     - Клянусь бородой пророка,  ты забыл,  вероятно, что султан осчастливил
меня своей сестрой?! Я не купец и обмеривать тебя даже в мыслях не помышлял.
Аллах акбер! Ты оскорбил верховного везира! Загладь!
     - Подойдет ли  к  твоему пальцу этот перстень?  -  торопливо проговорил
Эракле,  содрогнувшись,  что  в  один час  может полностью быть ограблен.  -
Египетский фараон носил этот перстень,  а  найден он на берегу Нила,  вблизи
Эд-Дамера.
     - Эд-Дамера? О-о, тогда не может не подойти! Как раз во славу аллаха! -
Хозрев,  согнув палец червячком,  любовался игрой алмаза.  -  Не беспокойся,
ожерелье возьму  сейчас:  пусть  царственная Фатима красуется в  нем,  когда
"средоточие вселенной" отметит день своего рождения.  Еще  одно...  Напрасно
вздрагиваешь, о жадный Эракле, меня больше ничто из ценностей не прельщает -
другое важно...  Поклянись твоим молодым богом,  который не  ревнует тебя  к
твоим  старым  богам,  что  никому  и  никогда  не  расскажешь о  кувшинах с
одинаковой царапиной!  -  Снова какая то смутная мысль промелькнула в голове
везира.  -  У  тебя есть священная книга?  Наверно есть.  На ней поклянешься
хранить молчание.
     - Мое слово крепче всех клятв.  Да и хвастать нечем, буду сам оберегать
тайну, ибо больше всего боюсь насмешек.
     - И Моурав-беку не проговоришься?
     - Моураву?  - Эракле насилу сдерживал волнение: - "Неужели заподозрил?"
- Верховный везир,  ты смутил меня. Что эти кувшины Моурав-беку? Как милости
прошу:  не проговорись и ты Моурав-беку о них,  ибо его иронии опасаюсь, как
яда...

     Когда за ненасытным захлопнулись ворота, Эракле облегченно вздохнул и в
изнеможении опустился на скамью:
     "Нет,  - брезгливо морщился он, - очевидно, я еще не все изведал, ибо в
своих  многолетних странствиях не  встречал  подобной  мерзости.  Все  самое
низменное гнездится в  душе  человека,  звание  которого  имеет  определение
"верховный". Необходимо предупредить Георгия, чтобы он был с этим жрецом лжи
и  коварства особенно осторожен.  Видит Зевс,  не только моему Георгию я  не
открою, какой ценою приобрел для него оружие, но даже моей госпоже Хорешани.
Зачем огорчать тех, кого хочешь радовать? Но Хорешани всегда останавливалась
возле этих кувшинов, и когда я поведал ей историю моей покупки, она изволила
сказать:  "Мой  господин и  друг  Эракле,  нечто  страшное в  этих  лазурных
близнецах!"  Отвечу ей  так:  "Кувшины запрятаны,  и  да не будут они больше
туманить  твои  прекрасные глаза".  Внезапно Эракле  встрепенулся,  какая-то
мысль овладела им,  он несколько раз прошелся по залу и  ударом молоточка по
струнам цимбал  вызвал старого слугу,  служившего еще  отцу  его.  От  этого
старика у него не было тайн.
     - Мой господин, если волк дорогу к овчарне узнал, то, пока не уничтожит
овец, не успокоится. Лучше перенести овчарню.
     Спустилась ночь. Как всегда, тайно от семьи, Эракле с помощью пяти слуг
стал укладывать в  ларцы особо ценные и  любимые им  антики.  Слуги бесшумно
сносили все редкости к белому киоску.  Подняв мраморное сиденье скамьи,  они
нажали на едва заметный стержень,  отодвинули плиту, за ней таким же образом
другую, и перед ними открылась дверь.
     Спустившись по  лестничке  в  помещение,  выложенно