желанной цели и
на один локоть.
     После  легкой  трапезы  в  малой  палате  Русудан велела  Омару  внести
хурджинчик,  наполненный монетами,  и  ларец с  драгоценными украшениями для
божьей матери.  Русудан просила принять даяния для нужд храма и не оставлять
Моурави без пастырского благословения и мудрых советов.
     Патриарх,  растроганный не  только щедростью Георгия Саакадзе,  сколько
волнением Русудан,  твердо обещал ей,  что  в  Картлийском царстве католикос
встретит Великого Моурави с почетом.
     Витая  лесенка вела  к  кафедре проповедника,  увенчанной беломраморным
голубем. Здесь Кирилл Лукарис счел возможным перейти к делам Стамбула.
     Внимательно слушала Русудан,  стараясь запомнить имена везиров и пашей;
одних  необходимо задабривать подарками,  вниманием,  а  других избегать или
держать в полном неведении, не поднимая и краешек полога над планами Георгия
Саакадзе...
     Внезапно патриарх опустил руку на  голубя,  как  бы  взывая к  небу;  в
голосе его слышался гнев:
     - Дочь   моя,   передай   Моурави:   особенно  следует  опасаться  двух
недостойных доброго слова.  Первый из  них Хозрев-паша,  женатый на  Фатиме,
сестре султана. Везир этот - злобный завистник и стяжатель чужих богатств. А
также избегай коварную Фатиму, - опасайся раздразнить змею.
     И  да  сохранит  Христос  воина  Моурави  от  де  Сези,  -  это  второй
недостойный.  Посол  франкского короля,  он  прислан не  иначе как  сатаной.
Двуликий и  изворотливый де  Сези не брезгает никакими средствами для своего
обогащения.  Не  пощадят они оба и  брата для достижения своих черных целей.
Эти  служители ада за  золото способствуют еретикам Габсбургам,  неправедным
цесарям,  поработить истинно христианские страны.  Со мною у  везира и посла
великая вражда, ибо я помогаю борющимся с нечестивыми Габсбургами. Моурави у
де Сези и  Хозрева на примете,  ибо Габсбургам выгодна сейчас война с  шахом
Аббасом.
     - Святой отец,  не разумно ли опасаться и  других чужеземных послов?  В
Исфахане многие стремились расположить к себе Георгия Саакадзе.
     - Нет,  достойная дочь святой церкови,  другие послы не опасны, ибо нет
им  дела до  Великого Моурави.  Иная забота у  них,  она  и  меня отягощает.
Поэтому  я  поддерживаю  в  Константинополе дружеские  отношения  с  послами
Англии,  Голландии,  Венеции,  а  по  воле божьей и  ко благу единомыслящих,
обмениваюсь  тайными  и  явными  посланиями  с  королем  Севера  -  шведским
Густав-Адольфом и с королем Трансильвании и земель Венгрии - Бетлен Габором.
Здесь сходятся не одни корабли государств мира,  а  и  все нити политических
интриг, концы их я крепко держу в своей деснице... Но... - прервал свою речь
Лукарис, - дочь моя, понятен ли тебе смысл слов моих?
     - Слушаю  тебя,   святитель,   и  безмерно  восхищаюсь!   Ты,  патриарх
вселенский,  не ограничил себя церковными делами,  ибо людям нужна не только
святая молитва, не только хлеб насущный, но и торжество над врагами.
     Кирилл Лукарис внимательно посмотрел на Русудан. "Как грозно сдвинулись
брови,  и  тени легли на суровое чело.  Не много в ней от голубя милосердия,
больше от орлицы мести..."
     - Еще  передай Георгию Саакадзе,  что  крепче иных  дружб моя  дружба с
Московией -  и  по кресту она,  и  по делам царства.  Я в частой переписке с
ясносолнечной  Русью.   Да   проникнется   и   Великий   Моурави   верой   в
доброжелательство единоверной державы. Ищущий да обрящет! Все единоверные да
прибудут под  сень благословенного царства,  ибо нет сейчас мужа достойнее и
мудрее патриарха всея Русии Филарета, как нет государства, растущего силой и
землей так  успешно,  как  государство Московское...  -  Помолчав,  патриарх
добавил:  -  Если совет мой станет необходим,  пусть бесстрашно прибегнет ко
мне Георгий Саакадзе.  Помогу.  Но разумен Моурави: поймет, что временно ему
нет пользы явно посещать Урочище рыб за Силиврийской заставой. Пусть пришлет
к старцам соратников из "Дружины барсов"...  - Лукарис засмеялся, и лицо его
стало круглыми добрым.  -  Не  удивляйся,  дочь моя:  хотя ваши двери крепко
закрыты для посторонних,  но  я  ведь не  чужой?  А  кто хочет узнать,  тому
замысловатые запоры не препятствие. Если вести доходят через моря и пустыни,
через горы и леса,  то длина улицы и осторожных не спасет.  Но не тревожься,
дщерь доблестного князя Нугзара Эристави,  лишь самое хорошее о Доме Георгия
Саакадзе поведала княжна Магдана на исповеди епископу.
     - О святитель, ведь исповедальня священна и оглашать...
     - ...тайну исповеди не подлежит?  Ты это хотела сказать, дочь моя? И не
ошиблась:  ни  одна душа не  должна проникнуть в  святая святых...  Но  есть
обход... - Лукарис прищурился.
     Русудан не могла понять, шутит он или хитрит.
     - Священник исповедует прихожан,  -  продолжал патриарх,  вновь опустив
руку на голубя и этим как бы подчеркивая свою связь с небом,  -  я исповедую
священника и,  не разглашая исповедь, действую на благо божьего или мирского
дела.  Мы,  последователи истинной веры, чисты в своих помыслах. А вот... да
не  снизойдет  покой  на  вероисказителей  католиков!   Это  они  превратили
исповедальню в  копилку выгодных тайн.  Они  держат в  руках своих королей и
рыцарей,  благородных  жен,  владетельниц  сердец  знатных  любовников.  Они
властвуют над городами и деревнями, над бедными и богатыми. О, иезуиты цепки
и беспощадны.  И они всеведущи,  ибо духовные дочери грешат болтливостью,  -
единственный  грех,   который  иезуиты  не  засчитывают  им.  А  слуги?  Это
неисчерпаемый поток черной и  белой воды.  Их  не  считают себе  равными,  а
потому говорят при них обо всем,  а  те  разглашают все,  что даже утаили их
господа. И весь э