х  звезд  Санджак-и-шериф.  Пусть  слепо  выполнит  верховный везир
Хозрев-паша  все  задуманное султаном.  Черное  море  будет  искриться,  как
драгоценный камень,  в  турецких берегах!  В  этом  поможет  ему,  "падишаху
вселенной", меч Георгия Саакадзе.
     "Ворота Турции широко открыты для Великого Моурави!"

     В Мозаичном дворце суматоха,  обычная для путников,  располагающихся во
множестве од,  назначение которых им  еще  не  совсем ясно.  Тут  вдоль стен
тянутся зеленые низкие  диваны,  там  ряды  черных столиков с  перламутровой
инкрустацией,  на которых прыгают металлические птички, рядом из пасти белой
рыбы почему-то бьет фонтан,  здесь причудливые ковры,  образующие цветники с
присущим  им  благоуханием,  тут  обезьянка  в  красных  шароварчиках гоняет
серебряное  колесо.  Все  рассчитано  на  восхищение прибывших.  Но  они  не
восхищаются.
     Слуги-грузины торопятся.  Хурджини, перенесенные в боковой переход, уже
наполовину  распакованы.   Эрасти  озабоченно  осматривает  шашки,  кинжалы,
распределяя их  по  десяткам.  Дареджан следит,  как  слуги-грузины  достают
глиняные кувшины работы горийских амкаров,  любимую утварь, самотканые шали,
сохранившие запах садов, повисших над Курой, - там, в далеком Тбилиси.
     В  "зале  приветствий",  разделенном  мавританской  аркой,  установлено
большое кресло.  В  его линиях и  резьбе отзвук строгих гор Картли и  колонн
храмов далекой Индии.  Над  креслом Эрасти прибит щит с  изображением барса,
потрясающего копьем.
     Решили число слуг не увеличивать, чтобы не оказалось среди них чужих, у
которых  можно  угрозой выведать тайну.  Какую?  Там,  где  Моурави,  всегда
найдется тайна.  Потому в  квартале Фанар подыскали восемь пожилых гречанок,
которые каждый месяц будут являться на пять дней для стирки, уборки и чистки
риса.  Всю  остальную работу Дареджан поручила десяти комнатным слугам.  Это
грузины,   уже  в  возрасте,   и  их  жены,   оставившие  детей  в  Носте  и
самоотверженно последовавшие за  Русудан.  Горячо спорили два  повара,  пока
наконец Дареджан согласилась взять им в помощь двух парней для чистки котлов
и фаянса.
     Ностевец, назначенный садовником, долго вздыхал: "Госпожа Русудан любит
розы,  госпожа Хорешани -  разные цветы. А Моурави любит, чтобы птицы летали
по саду.  А  Дареджан требует чистоту и  порядок.  Как одному поспеть?  И то
правда,  людей больше взять неоткуда.  Вот Эрасти тоже на Дареджан сердится:
"Много,  говорит,  у меня забрала".  А как много, если восемь баранов каждый
день режем?  А индюшек? кур? каплунов? А еще лобио, гозинаков сколько варим?
Пилав,  сладкое тесто и другую еду? Наша госпожа любит, чтобы все много ели.
И батоно Папуна для слуг вина не жалеет.  А по воскресеньям вместе в комнате
для еды собираемся.  Азнаур Димитрий счет ведет. Если кто из слуг запоздает,
кричит:  "Полтора часа  тебя  ждать должны?  Ишачий хвост!"  Только напрасно
сердитым притворяется:  все знают его доброту.  Э-э...  жаль,  Даутбек не  с
нами!"
     Эрасти  возложил  на  оставшихся  у  него  пятнадцать грузин  остальные
обязанности,  повторяя в малых размерах распорядок Носте, где было более ста
слуг.  Затем отобрал пять самых крепких,  назначив их оруженосцами, - они же
смотрители  оружия  и  сопровождающие  на  охоте.  Пять  конюхов  не  только
скакунами должны заниматься, а еще и покупать корм, чистить конюшню, двор и,
для пышности,  сопровождать "барсов" в их парадных выездах. Один знаменосец,
- он  же  должен подковывать коней  и  следить за  седлами.  Два  дружинника
выделены для  охраны стены.  Впрочем,  когда они  спят,  их  сменяют Иорам и
Бежан.  Долго колебался Эрасти,  кого  утвердить смотрителем ворот,  который
обязан знать,  кому отворять, а кого до прихода Эрасти или Папуна держать за
воротами.  Это большая наука. Ведь и враги и друзья равно любопытны. Следует
остерегаться всех:  одних -  чтобы не слишком радовались,  других -  чтоб не
слишком огорчались. Одинаково опасно.
     Опустив голову,  Русудан слушала своего непоколебимого Георгия.  Еще не
успели  приехать,  а  уже  надо  осторожно о  ком-то  узнать,  перед  кем-то
склоняться, одного не допускать, других приблизить.
     - Дорогая,  - успокаивал Саакадзе, - таков закон жизни. Ни один охотник
сразу не пойдет на зверя.  Необходимо для удачи раньше изучить его характер,
привычки.  Мы  здесь как в  лесу.  Вдруг буду любезен с  пашою,  не  любимым
султаном,  или,  наоборот,  холоден с его любимцем.  Все надо делать в угоду
"падишаху вселенной", ибо от него зависит наше возвращение в Картли. Но если
я  спрошу одного пашу о  другом,  тот сразу насторожится.  Подкупать немедля
тоже неразумно, раньше следует узнать - кого первого.
     - Я,  мой  Георгий,  все  поняла,  кроме  одного:  почему  не  поручишь
некоторые дела Дато или  Ростому?  Тоже умеют ловко проникать в  любую душу.
Или, может, жен пашей мне посетить?
     - Разве  осмелился  бы,   моя   прекрасная  Русудан,   беспокоить  тебя
пустяками?  В  более  крупном  должна  помочь  мне...  патриарха вселенского
посетишь.
     - Уж не шутишь ли, мой Георгий?!
     - Нет!  Еще  никогда  так  серьезно  не  нуждался в  твоей  помощи.  Не
тревожься,  раньше  пойдет  Ростом  и  попросит  патриарха Кирилла  Лукариса
благословить тебя,  Хорешани и  Дареджан.  Передашь дары.  В остальном учить
тебя не приходится.
     Ночь  казалась  Русудан  нескончаемой,  назойливой.  Блики  решетчатого
фонаря падали на холодные плиты и  зловеще свивались в цепи.  И подушки были
жаркие,  рассеивающие дрему. Нетерпеливо прислушивалась Русудан к шорохам и,
едва порозовел небосклон, стала торопить женщин.
     Потягиваясь сп