идел,  как  Мурад,  по  счету Четвертый,
возвращаясь в  Сераль,  пригоршнями бросал  толпе  фанатичных турок  деньги.
Значит,  Мураду должно было скоро понадобиться золото:  тот,  кто расточает,
потом ищет.
     Балы  в  Пале-де-Франс продолжались.  Пары  между колонн безукоризненно
выполняли фигуры  менуэта.  В  затененном интерьере мудрый муфти  благодарил
аллаха  за  щедрость  франка,  паши  наслаждались ароматом  черного  кофе  и
подсчитывали прибыли.
     И  надо было лишь не прерывать срочную почту,  посылать королю Людовику
реляцию  за  реляцией,  подтверждающие необходимость  для  Франции  одобрить
политику Турции,  направленную не на обострение отношений с Габсбургами,  а,
напротив,  на  скорейшее усиление военных действий против  властелина Ирана,
шаха Аббаса.
     Медлительность претила де Сези.  Особенно это качество было нетерпимо в
Клоде Жермене,  присланном Орденом иезуитов в  Стамбул для введения политики
Франции  в  Стамбуле в  русло,  угодное Ордену.  Де  Сези  с  распростертыми
объятиями принял  иезуита,  на  первых  порах  во  многом посодействовавшего
французскому  послу   в   сближении  с   дипломатами  императора  Фердинанда
Габсбурга.   Помимо   того,   Клод   Жермен   мастерски  владел   искусством
перевоплощения.  Он  поучал  де  Сези,  следуя инструкции главы  Ордена и  с
благословения  Ватикана,   но,   увлекая  де   Сези  в   восточный  лабиринт
политических дел,  забыл о  нити Ариадны и сам безнадежно запутался в ложных
проходах и внезапных тупиках...
     Время шло. Теперь де Сези поучал Клода Жермена:
     - Высокое мастерство в  любой области,  будь  то  художество,  как  эта
чашечка,  или  политика,  возносит человека так  высоко,  что  он,  невольно
становясь дозорным и  видя  значительно дальше,  чем  те,  кому  он  служит,
разумно подчиняет их своей воле, направляя корабль в угодную себе сторону.
     Боно привычно обувал де Сези. Золотистые пряжки туфель оттеняли белизну
туго  натянутых чулок.  Вытягивая ногу,  граф,  щурясь,  продолжал диктовать
Клоду  Жермену  реляцию королю  Людовику XIII,  отпивая шоколад из  эмалевой
чашки.
     Де Сези следил за иезуитом, но Клод Жермен с загадочным лицом энергично
опускал перо в ажурную чернильницу,  словно шпагу в ножны, и быстро покрывал
лист косыми рядами строк.
     Внезапно де Сези прервал себя:
     - Написали, друг мой?
     - ...и  стать господами пролива,  -  скрипя пером,  повторил вслух Клод
Жермен. - Но осмелюсь спросить, граф, на что все это знать королю Франции?
     - Конечно,   не  для  того,   чтобы  фрукты  из  королевских  оранжерей
показались его величеству слаще.  Вы,  Клод,  способны замутить самую чистую
воду,  но бессильны рассмотреть в самой чистой воде подводные течения.  Я не
стану скрывать от вас -  доверия вы достойны,  -  что первый из Габсбургов -
Фердинанд Второй,  император правнуков Германика, заинтересован в том, чтобы
войска  султана были  отвлечены на  восток,  к  границам Ирана,  подальше от
берегов Дуная, что весьма выгодно Франции.
     И в силу этого я с экстренной почтой отсылаю королю реляции с описанием
действий русских казаков.
     - Ставлю тысячу ливров,  граф,  что это ваш каприз!  - Клод Жермен сухо
поклонился.
     - Вы  проиграли,  -  усмехнулся  де  Сези,  -  это  каприз  политики...
Продолжайте же!  - и повелительно подал знак Боно удалиться. - Но прежде чем
мы  вернемся к  казакам,  -  он  проговорил это  снисходительно,  -  я  хочу
ознакомить  вас  с  весьма  любопытным  документом,  доставленным мне  одним
польским вельможей в сутане. В свою очередь вельможа раздобыл сей документ у
сановника шведской короны,  впавшего в немилость и бежавшего из Стокгольма в
Краков...  -  Де  Сези  придвинул  курильницу фимиама,  приподнял  бронзовую
Дидону,   карфагенскую  царицу,   и  достал  вчетверо  сложенную  бумагу.  -
Полюбуйтесь:  точный перевод с  греческого на  французский,  лишь  несколько
смягченный в выражениях. Мой бог, какой варварский язык!
     Клод Жермен задумчиво посмотрел на курильницу, потом на кувшин с вином,
опустил его обратно в серебряную лохань и не спеша разгладил документ своими
костлявыми пальцами:
     - "Послание царя Михаила Федоровича к королю Густаву II Адольфу.
     Милостью пресвятой троицы,  мы, великий государь и великий князь Михаил
Федорович,  всея Руси самодержец... - Иезуит быстро пробежал глазами длинный
и  торжественный титул.  -  ...Великому  и  могущественному принцу  и  князю
Густаву-Адольфу  наше   царское  величество  сердечно  желает  всех  благ  и
здоровья.  Вы  прислали царскому величеству Ваших полномочных послов Эрнеста
Бромана и Эндрика Ван Унгерна с Вашим письмом,  которым мы, великий государь
и великий князь, дали нашу аудиенцию без замедления и благосклонно выслушали
Ваших послов, а также прочли Ваше послание, которое мы приняли к сердцу.
     То,  что Вы нам написали в Вашем послании,  а также то,  что рассказали
нам Ваши послы на аудиенции,  мы со своей стороны приветствуем и  желаем Вам
всякого блага и  счастья.  Мы,  великий князь,  принимаем все это к сердцу с
признательностью и  взаимно мы Вас приветствуем и  желаем счастья и здоровья
Вам и благополучия всему Вашему королевству".
     Откинувшись в  кресле,  Клод Жермен нашел,  что  слишком много приветов
царя  Московии королю  Швеции  не  предвещают хорошей погоды для  императора
Фердинанда.
     - Несомненно, друг мой, читайте.
     Оправив кружева на манжетах, иезуит продолжал:
     - "...Чт