|
во-ростовщический капитал, который разрушал старую
военно-феодальную систему, но не создавал новой.
На рубеже двух столетий - XVI и XVII - с особой силой вспыхнули
восстания крестьян. Но новые хозяева государства, помещики-феодалы,
оттеснившие военных ленников, "рыцарей", и пробивавшиеся к политической
власти, потопили крестьянские восстания в море крови. На железных колах
погибали смельчаки, дерзнувшие считать себя людьми.
Как повелось в течение столетий, при каждом завоевании османов военным
ленам отводилась половина земель, но главным средством обогащения оставалась
не хозяйственная эксплуатация земельных угодий, не торговля, а грабеж
завоеванных территорий: получение военной добычи, рабов и дани.
Развал военно-ленной системы повлек за собой снижение военной мощи
Оттоманской империи. Начался "период остановки". Границы Турции более
существенно не изменялись. Несбыточной мечтой оставалось желание отбить у
Московского государства Астрахань и Казань, завоевать царства Западной и
Восточной Грузии. Но легкий способ наживы - грабеж - глубоко проник в
сознание пашей и беков, он настолько узаконился, что казался таким же
естественным, как поглощение пищи или любовь наложниц. Подавление слабого,
присвоение чужого! Удовольствие для себя, печаль для оскорбленного - вот
мораль правящей верхушки империи; мораль, которая возвышала Хозрев-пашу в
его собственных глазах. Он грабил безудержно потому, что и власть его была
безгранична. За ним стояли вооруженные силы, корпуса сипахов, орты янычар,
флотилии пушечных кораблей. Господин над живыми душами, он легко превращал
их в мертвые. Афендули могли считать себя погребенными.
Там, где отсутствует правосудие, стирается, как медная монета, честь.
Жестокость быстро уживается с подкупностью. В Стамбуле не стало закрытых
дверей для того, кто хотел платить. Постоянный посол короля Людовика XIII,
граф де Сези, орудовал золотом, как отмычкой. Иной раз, пускаясь в
рискованные авантюры, как в деле Афендули, он прятал орудие взлома в
атласный камзол и, вспомнив об этике, делился золотом с сообщником. Мог ли
воскресить семью Афендули верящий в будущее Георгий Саакадзе? Он знал, что
за каждым его шагом неустанно следит верховный везир, ненавидящий его. Но у
него, Моурави, была своя мораль: "Брат для брата в черный день", и он не
собирался ею поступиться. Все напряженнее становился поединок между Великим
Моурави и верховным везиром.
Охваченные грустью Русудан и Хорешани намеревались немедля отправиться
к семье Афендули. Саакадзе удержал их: пока Матарс не превратит руины Белого
дворца в неприступную крепость, способную хоть неделю выдержать осаду...
скажем, башибузуков Хозрев-паши, не стоит давать им повод ускорить
нападение.
Много отдал бы и посол франков за возможность причинить неприятность
Моурав-беку, но...
Тихо тянулось утро.
Наступил полдень. У ворот затопали кони. Автандил угадал: это
прискакали Заза и Ило. Они расцеловали Магдану, назвав ее мудрой и
осторожной: ведь она, сколько де Сези не упрашивал ее, ни разу не посетила
франкский дворец, предпочитая неделями гостить в доме Моурави.
Князья, как только вошли, стали убеждать Саакадзе побеседовать с отцом
Елены: "Он словно обезумел, не перестает кричать: "Сундук! Сундук мой!".
Решено, что он с матерью вернется в Афины и опять станет купцом. Но как
торговать без товара? А товар без монет не продается. Что дядя Эракле? О, у
него и мангура не осталось, сам рассчитывает лишь на драгоценности, что были
на нем, чтобы добраться до своего небольшого поместья, где начнет трудиться
на земле, чтоб друзей Арсаны заживо сожрали гиены! Так уже решил Эракле. С
нами отказался ехать".
Саакадзе и бровью не повел, что знает больше, чем кто-либо другой. Он
ласково посоветовал Магдане не утруждать прекрасные глаза напрасными
слезами. Князя Заза он попросил так передать отцу Елены: "Пусть успокоится.
Моурави постарается помочь. Возможно, сундук и отыщется". И со всей прямотой
спросил, что думают предпринять отважные князья.
- Сам бог послал нам Великого Моурави! Ты во всем оказался прав! -
простонал Заза. - Кто мы теперь? Бездомные собаки - ибо бездумно надеялись
на чужое богатство, на довольство в чужой стране. Сгинуло богатство, и мы...
- Бесспорно, лучше бы вам было вернуться тогда, когда я вас убеждал, но
ушедшее не вернешь. Сейчас нельзя медлить с возвращением в Картли. По
посланию князя Шадимана вижу: недолго отдыхать собирается князь Шадиман в
Марабде. Теймуразу не царствовать в
|
|