зду?
     - Нет,  нет,  мой Георгий! Звезда путеводная самому тебе нужна. Я лучше
преподнесу свои рубиновые подвески.
     - Что?!  Полтора кабана на закуску ханым-султан! Разве ты забыла, как в
Индостане сама жена магараджи передала Георгию для тебя это украшение?
     - Не горюй, мой Димитрий, мне как-то одна старуха сказала: "Если хочешь
носить шелковые одежды,  дари  почаще своим крестьянам миткаль на  рубашки".
Султанша - любимая жена повелителя наших надежд.
     - Как ты сказала красиво, моя госпожа! Если так, принесу много вышивок,
бисерных, золотых и шелковых, над которыми трудились ананурские и ностевские
девушки.
     - О-о,  дорогая Дареджан,  хорошо придумала!  Еще дороже будут казаться
дары.  А ты,  Гиви,  -  добавил Дато,  -  с сегодняшнего дня будешь говорить
только умные слова, иначе...
     - Спасибо,  обещаю!  Когда опустеет твой хурджини, который ты почему-то
зовешь  головой,  непременно  стану  подбрасывать тебе  слова  для  красивых
девушек...
     - И  еще такое скажу:  если турчанки прибудут с ответным приветствием и
притащат  дешевые  серьги,   раздадим  их  вместе  с  миткалевыми  рубашками
ностевским девушкам.
     Поддержали  Автандила  единодушно.   Полуденная  еда  сегодня  казалась
вкусной,  ибо  разрешился тяжелый вопрос,  который беспокоил всех.  Страдала
гордость.  Теперь же  никто не  осмелится сказать,  что грузины не знакомы с
правилами первых встреч.

     На следующий день богатые носилки,  окруженные разодетыми оруженосцами,
направились прежде всего во дворец Топ-Капу,  к первой жене султана.  Внутри
носилок  на  атласных  подушках восседали грузинки в  богатых  одеяниях.  На
Хорешани и Дареджан переливались алмазные и жемчужные цветы.  Русудан надела
на себя лишь столько украшений, чтобы не нарушить приличие.
     После теплого приема у султанши в оде,  где светильники,  подвешенные к
высокому  затейливому  потолку,  напоминали  огромные  серьги,  а  серьги  в
розоватых ушках улыбающейся султанши -  маленькие светильники, где переплеты
на  пяти  арочных окнах превращали оду  в  позолоченную клетку,  а  огромная
клетка в  углу,  где царил голубой попугай,  казалась роскошной одой,  и где
полукруглый диван с  разбросанными мутаками,  отягощенными кистями,  тянулся
вдоль  ковра,  заменяющего цветник,  грузинки  направились в  Эски-сераль  -
местопребывание сестры султана Фатимы.
     Но  кто бы  мог из них предположить,  что богатый подарок,  который они
везли могущественной сестре султана, послужит началом неисчислимых бедствий?
     В  короткой рубашке,  сквозь полупрозрачную ткань  которой просвечивала
нежная грудь, благоухающая амброй, в легких шальварах, обтягивающих стройные
ноги,  звенящие  браслетами,  и  с  небрежно  ниспадающими  на  узкие  плечи
распущенными  волосами,  перевитыми  жемчужными  прядками,  Фатима  казалась
пленительной.  А ровным дугам ее бровей и черным глазам, чуть продолговатым,
беспрестанно  мечущим  молнии,   могла  бы  позавидовать  гурия.  Но  тонкие
извилистые губы выдавали затаенные ее  свойства:  строптивость,  коварство и
злобу.  Она была душой Эски-сераля, где вечно строились козни и распускались
ядовитые цветы ненависти.
     Сперва,   любуясь  хризолитовыми  четками,   излучающими  свет,  Фатима
рассыпалась  в  похвалах:   "О  аллах,   как  изощрен  вкус  грузинок!",   в
благодарностях и  уверениях:  "О  пророк,  лучшего преподношения не  смог бы
придумать даже мой любимый брат -  повелитель!" А эта шаль, вышитая золотыми
и шелковыми цветными нитками,  чудо из чудес! Похожая на небо в час восхода,
она  неизбежно вызовет зависть в  самых  изысканных гаремах Стамбула.  Пусть
женщины  Моурав-бека  примут  ее  покровительство,  оно  надежнее ста  тысяч
щитов...
     Вскоре  Фатима  отправилась  во   дворец  Топ-Капу,   чтобы  похвастать
хризолитами.  Но,  обняв  султаншу,  она  едва  сдержала крик.  "Что  это?!"
Сомнения не было,  лица Фатимы коснулись не раскаленные угольки,  а холодные
рубиновые подвески,  царственно мерцающие на султан-ханым. В глазах у Фатимы
помутилось,  но не настолько,  чтобы она не заметила еще мантилью,  расшитую
мелким бисером и украшенную алмазной застежкой.
     "Кто преподнес?! Грузинки!" - Кровь отхлынула от щек уязвленной Фатимы.
Она с силой сжала хризолиты.
     Взбешенная,  вернувшись в Эски-сераль,  она швырнула шаль в нишу,  сбив
узкогорлую  вазу  с  яркой  розой,  ногой  отшвырнула лютню,  прислоненную к
арабскому столику, и обрушилась на Хозрев-пашу, поспешившего войти на шум.
     Хозрев  искренне  удивился:   "Ведь  подарки,   добытые  в  Индии  и  в
Гурджистане, достойны восхищения!.."
     - Эйвах!  Мне,  мне,  сестре  султана,  жалкие отбросы!  -  бесновалась
Фатима,  теребя подвернувшийся чубук кальяна. - Шайтан! Они еще вспомнят обо
мне!
     Поняв тщетность уговоров, Хозрев возмутился:
     - Как? Моей любимой, единственной жене, жалкие дары?! Пророк свидетель,
я этого не потерплю!
     - Не потерпишь?!  -  Фатима презрительно фыркнула.  - Не собираешься ли
обнажить свой заржавленный от безделья кривой ханжал?! Или...
     Возможно,  Фатима бушевала бы  еще не  один час,  но  утомленный Хозрев
сослался на предвечерний намаз и исчез.
     На другое утро везир,  надевая на ножку Фатимы п