а будет,
если останусь, непременно шашку обнажу, - только за кого? Князь Зураб сейчас
худший враг Моурави, а князь Андукапар всегда врагом был. Ушел из духана - и
снова изумился;  на твоем майдане арагвинцы,  как у себя в конюшнях, ржут. Я
хорошо их характер знаю,  не раз,  -  чтобы им волк в рот... чихнул, - рядом
дрались, всегда перед боем веселились. Князь Зураб пример показывает. Только
думаю: с кем бой? Об этом хотел тебе сказать, светлый князь.
     - Молодец,  что сказал.  - Шадиман выпил до дна ледяную воду, посмотрел
бокал на  свет,  из золотого он стал темно-красным.  Так же обманчив и  цвет
дней в  Тбилиси.  Он  никак не  мог отделаться от  мысли,  что не  все здесь
гладко.
     "Лазутчики уверяют:  радуется  народ  победе  Теймураза.  Такое  понять
можно. Если князья едва скрывают чувство удовольствия, почему должны плакать
плебеи? Зураб сегодня целый день спит; клянется, что устал о шершавый камень
язык точить...  А  за утренней совместной едой почему-то за мою умную голову
пил.
     Уговаривал завтра к Фирану на охоту поехать...  Может, измену затевает?
Нет,  пока воздержусь от  наслаждения за  фазанками гнаться.  Но почему я  в
последнюю минуту удержал Фирана в  Метехи?  Этот  "верный глаз"  внушает мне
доверие,  хотя чубукчи не любит его,  говорит:  "Хитрость в  глазах прячет".
Но...  я  ему  почему-то  доверяю больше,  чем Зурабу.  Предателя Георгий не
прислал бы,  сейчас у  меня с  Великим Моурави дружба.  Да,  Теймураз нам не
нужен.  Но картлийцам он больше по душе, чем Симон. Значит, надо такого царя
им  преподнести,  чтобы от  радости забыли не  только имя царя Кахети,  но и
свое...  Луарсаб!  Да,  только он!  Всеми мерами вызволить его из персидской
темницы!  Баака  должен  понять:  спасение царства  выше  личных  чувств.  В
послании я все описал,  не может отказаться.  Если бы знать, где Тэкле, ради
нее  на  многое Луарсаб согласился бы.  Но  надо спешить,  ибо Теймураз тоже
любит спешить. Завтра же из Марабды главные дружины вызову..."
     - Скажи,  "верный глаз",  -  вдруг оборвал молчание Шадиман.  -  Хочешь
повидать своего отца?
     Арчил вытаращил глаза:  "Уж не ловушка ли?!  Или вправду возможно такое
счастье?"
     - Светлый,  благородный господин!  День  и  ночь об  этом думаю.  Очень
соскучился, но только как повидать?
     - Отвезешь от меня подарок и послание Али-Баиндуру. Слушай внимательно.
Разумеется,  Баиндуру для вида ценность посылаю.  Главное -  тайное послание
передашь лично князю Баака. Ну как, готов?
     - Клянусь солнцем,  светлый князь,  все  исполню!  Только как скрыть от
проклятого Баиндура послание?  Вдруг прикажет обыскать? Тоже опытный, трудно
его обмануть. Может, в цаги засунуть или внутри чохи распластать?
     - Не годится. - Шадиман взял с тахты пояс с медными шишечками. - Видишь
ли ты здесь послание?
     - Нет, светлый князь.
     - Испытанное  средство.   Нажми  эту  шишечку  и   отвинти.   Никто  не
догадается, по опыту знаю.
     Шадиман учил, а Арчил, вспомнив, как Саакадзе нашел послание Шадимана к
лорийскому владетелю именно в поясе рыжебородого гонца,  принялся,  и глазом
не моргнув, восхищаться якобы не известным ему до сей поры способом доставки
тайных посланий.
     - Разумеется,  просветив тебя,  не  придется впредь самому пользоваться
этим средством,  но дело важное... и... не для меня одного... Потому жертвую
тайной.  Вот,  держи ферман на  проезд по  всем  путям Ирана.  Подписал царь
Симон.  A  свиток к Али-Баиндуру широко откроет тебе ворота всех крепостей и
городов. Когда выедешь?
     - Куда, светлый князь?
     - Как куда! В Гулаби.
     - Без разрешения Моурави не осмелюсь.
     - И об этом подумал. Дело общее. С гонцом пошлю Моурави письмо, объясню
твой отъезд. Моурави одобрит.
     - Тогда завтра на рассвете,  благородный князь,  поверну коня в сторону
Ирана. Доверие твое поспешу оправдать.
     - Кто с Моурави,  того не следует учить осторожности. Возьми! - Шадиман
бросил Арчилу тугой кисет и, вынув из ниши крест, торжественно проговорил: -
А  теперь поклянись на  кресте жизнью твоего отца,  что пояс передашь только
князю Баака Херхеулидзе.
     Став на колено, Арчил поцеловал крест и проговорил:
     - Клянусь жизнью моего отца,  клянусь спасением моей  души,  что,  если
меня не  убьют из  засады,  пояс передам в  руки князю Баака Херхеулидзе?  И
пусть ослепну я, если попаду в руки врага вместе с поясом!
     - Пойди в конюшню, я приказал выбрать тебе лучшего коня.
     Выйдя из  Метехи,  Арчил точно охмелел от  радости.  Конечно,  он давно
упорно скрывая тоску по отцу, а теперь какой представился случай!
     Остановившись на  мосту,  стал размышлять:  "Без разрешения Моурави все
равно не поеду.  Шадиман пошлет лазутчиков следить за мной.  Но разве трудно
обмануть их? Для вида выеду из Ганджинских ворот к границе Ирана, а в первую
же ночь копыта коня тряпкой обвяжу и  -  через горы в  Ахалцихе.  Моурави не
задержит,  давно мне сочувствует. Послание к Баиндуру тоже полезно