ть переговоры с  Георгием Саакадзе,  дабы он,
получив под свое знамя церковное войско,  изгнал бы  из Картли царя Симона с
его кликой и заодно расправился бы с князьями, непокорными святой церкови.
     - Кто воцарится над Картли?  Не  это сейчас важно!  Да  не  осквернится
мусульманской стопой храм животворящий.
     - Опять же  Георгию Саакадзе бог  поможет еще  раз найти царя из  ветви
Багратиони.  -  Благодушие отразилось в глазах Трифилия. - И еще раз вовремя
отстранить "небогоравного" царя, если на то будет воля святой троицы.
     - И святого отца, католикоса Картли.
     - Аминь!
     - Но раньше выслушаем, прости господи, воистину шакала из Арагви...
     И вновь майдан бурлит!
     - Что? Что теперь будет? Кто скажет? Кто отгадает?
     Сдвинув набекрень папахи, вытирая большими пестрыми платками вспотевшие
лбы и затылки,  амкары, купцы, торговцы возбужденно выведывают друг у друга:
что будет?
     Уже работа закипала,  уже товар с аршина сам срывался, уже весы прыгали
как под зурну. Уже с царем Симоном смирились - все же свой, отдельный царь.
     Неужели, кахетинские амкары опять в картлийский котел полезут?
     - Не иначе! Не свой же пустой облизывать?
     - Напрасно о  котле беспокоишься,  Сиуш:  Исмаил-хан и  полные и пустые
утащил!
     - Тоже хорошо! Нашего Моурави не признавали - без шарвари остались.
     - Теперь пусть не надеются, второй раз не потрудится восстанавливать им
Кахети.
     - Ничего, алазанская форель поможет...
     Густой смех прокатился.  И снова томление,  тревога: что, что будет? И,
как ни странно,  чем больше накалялся воздух, тем громче звучало имя Георгия
Саакадзе:  только Моурави способен отыскать выход,  только в  нем  спасение!
Симон законный царь, а Теймураз?..
     - Если война, победит тот, на чью сторону станет наш Моурави.
     - Еще бы,  Сиуш,  война непременно будет. Где слыхал, чтобы на трон без
драки влезали?
     - А ты за кого?
     - Я? Я за Великого Моурави!
     - А царь?
     - Царь нужен непременно!  Царство,  как  человек,  не  может без головы
жить.
     - Без головы уже живет - только папаху носит, потому незаметно.
     И  вновь забросив молотки и  аршины,  с  утра до  ночи,  то  собирались
толпой,  то  распадались на  мелкие группы.  Всех волновала судьба торговли.
Каждый пытался предрешить будущее майдана.
     - О чем спорите? Разве без торговли живет царство?
     - Верно говоришь,  Пануш!  Пусть цари тянут каждый к себе Картли, а мы,
как в люльке, посередине будем лежать.
     - Почему такой умный сегодня,  Отар?  Может, мацони с утра кушал? Разве
не знаешь: если люльку сильно раскачать, ребенка можно выронить!
     - И  то  правда,  для  майдана  небольшая  польза,  когда  каждый  день
хатабала!
     - Э!..  Что  будешь делать,  если князья сами не  знают,  какой царь им
нужен:  один слишком тихий,  другой слишком громкий, третий сам, без князей,
любит царствовать, четвертый еще хуже - совсем не любит царствовать...
     - Хе-хе!.. Пятый триста дней в году празднует свое рождение!
     - И тридцать пять дней охотой занят.
     На майдане не смолкал хохот.
     - Что ж, самое время в люльке качаться, - вытирая кулаком глаза, кричал
тучный торговец сыром. - Только чем кормить такое беспокойное дитя?
     - Засолом, - потешался торговец хной.
     - Не  знаешь чем?  Тогда что  ты  знаешь?  Соленая башка!  -  обозлился
торговец глиняными кувшинами.  -  На  радость чертям начнут гвири  скакать с
новыми повелениями, и каждый постарается по моим кувшинам проехать.
     Вперемежку раздавались то  брань,  то  хохот.  Снова  собирались толпы,
чтобы  тут  же   распасться  на  группы.   Нестерпимый  зной  слепил  глаза.
Коки-водоносы едва успевали притаскивать воду из Куры, мгновенно разливая по
чашам.
     В воздухе стоял гул,  словно от шумного дыхания кузницы.  Уже никого не
радовал заказ князей:  задаток дали,  а где заработок? Нет, не время тратить
монеты на товар!  А  князья на своем стоят:  раньше готовый заказ,  а  потом
монеты.  Как-то  сразу  зашаталась жизнь  -  словно путник опустил поводья и
конь, спотыкаясь, топчется на месте, не зная, куда идти.
     Лишь один Вардан Мудрый,  по  обыкновению,  молчал,  не вмешивался ни в
какие споры, не выражал никаких пожеланий. Не спеша, снял он с полок бархат,
шелк,  парчу  и  другие драгоценные товары,  перетащил их,  по  совету Нуцы,
незаметно домой и запрятал в глубокие сундуки, врытые между столбами сарая в
землю.
     Солидные купцы,  зайдя  в  лавку Вардана за  советом,  метнув взгляд на
полки, заполненные дешевой персидской кисеей, миткалем для деревенских рубах
и грубым сукном,  годным разве только на чохи зеленщикам или тулухчам, молча
поворачивали назад в  свои лавки,  и  там,  за закрытыми дверями,  слышалась
торопливая укладка товаров в тюки и сундуки...
     Чубукчи  подъехал неожиданно,  но  Вардана  трудно  застать врасплох...
Следя за площадью, он поспешно вышел из лавки, прикрыв дверь.
     - Ты что, Вардан, уже закончил день?
     - Угадал,   уважаемый.   Один   человек   -   говорят,   мсахури  князя
Палавандишвили,  -  почти не торгуясь,  закупил у меня парчу, бархат и шелк.
Хвастал, что на приданое княжны. Не знаю, правда или нет.
     - Неправда.  Князь  Палавандишвили младшую дочь  зимой  венчал.  Может,
мсахури из Кахети?  Тоже говорят: храбрый Исмаил не одну куладжу - шарвари у
кахетинских князей снял, а они не против были.
     - Може