е впускай. Гурген не придет, с женой в гости собирался.
     Стук повторился настойчивее,  Вардан уже хотел открыть шкаф, где прятал
тайных гостей в случае неожиданного прихода врагов, но вбежала взволнованная
Нуца,   за  ней  -  смотритель  царских  конюшен  Арчил.  Видно,  постоянное
спокойствие изменило ему, странно дергалось побледневшее лицо; почти упав на
тахту, он некоторое время молчал. Никто не решался спросить о причине такого
волнения и что вынудило осторожного смотрителя так открыто прийти.
     - Царь Теймураз...  -  наконец заговорил смотритель.  - Царь... обратно
Кахети у Исмаил-хана отнял!
     Все вскочили.  Вардан так уставился на вестника,  словно предстал перед
ним ангел с серебряной трубой.
     - Когда?  Как отнял?  - с притворным удивлением вскрикнул Арчил-"верный
глаз", решив притвориться несведущим. - Кто сказал?
     - Почему на майдане не слышал?  - в тон ему недоумевал Вардан. - Может,
неправда?
     - Правда,  друзья,  правда!  Еще никто не знает...  Недавно прискакал к
Зурабу гонец -  будто из Ананури,  а  я  раньше видел,  что он Хосро-мирзу в
Кахети сопровождал,  -  потом слишком уж  громко принялся всем рассказывать,
что в Ананури яблони зацвели,  что княгиня Нато редкого коня прислала князю;
жаль, не может тотчас полюбоваться. Оруженосец осаживает гонца: "Не время! С
князьями владетель Арагви совещается". А тот свое: "Доволен подарком будет".
Тут я незаметно следить за ним начал; оказалось, не напрасно. Коня в царскую
конюшню поместили,  гонец настоял.  Я для виду сопротивлялся, потом уступил.
Когда все конюхи после еды отдыхать ушли,  смотрю -  гонец в конюшню идет. Я
свою потайную дверь во всех конюшнях имею -  так проверяю конюхов. Прокрался
я и в сене спрятался,  ближе к коню. Недолго скучал гонец. Лишь только Зураб
в дверях показался,  нарочито громко спросил: "Покажи, какой подарок княгиня
Нато мне прислала?", потом двери крепко закрыл - и сразу зашептались. Не все
я  слышал,  но  что  услышал  -  тоже  довольно!  Вдруг  Зураб  рассердился;
"Говоришь,  хевсуров много было?  Выходит, горы бросили, меня не боятся?!" -
"Господин,  - тоже повысил голос гонец, - все горцы на помощь царю Теймуразу
пришли.  Тушины как  бешеные на  спящих сарбазов кинулись.  Всю  ночь  огонь
свирепствовал  и  кровь  рекой  лилась.  Исмаил-хан  едва  бегством  спасся.
Теймураз в  свой  дворец вернулся".  И  снова  зашептались.  Отдельные слова
слышу:  "Теймураз велел  беспощадно уничтожать...",  "Телави  веселится...",
"Преподобный Харитон молебствие служит...", "Миха где?" - "Скоро прискачет".
И вдруг насторожились, гонец что-то на ухо Зурабу зашептал.
     Когда ушли,  долго мучился,  как поступить: может, Шадиману рассказать?
Потом решил:  "Не стоит мне вмешиваться,  потому и  удержался в седле жизни,
что  неизменно тихо в  стороне стою...  друзьям помогаю".  Сюда тоже поэтому
поспешил.
     - Ты, Арчил-"верный глаз", должен на время скрыться. Если завтра Метехи
узнает,   что  без  союзника  остался,  Шадиман  начнет  лазутчиков  ловить.
Подумает,  Моурави знал и  нарочно тебя прислал высмотреть,  как  обрадуется
Тбилиси и что предпримет Шадиман... Не лучше ли тебе ускакать сегодня?
     - Ускакать хуже - ничего для Моурави не узнаю. Спрячусь пока у Пануша в
"Золотом верблюде".  Он все новости мне принесет в тайную комнату. Духан как
водопад бурлить начнет,  разный  народ,  разные  разговоры...  Нет,  пока  в
Тбилиси останусь,  не беспокойся за меня,  батоно Арчил, еще не такое видел!
Моурави дураков не учит! Раз мне дело поручил, должен выполнить.
     - Вардан,  пока  молчи на  майдане,  переждем день.  Но  если Зураб все
скроет от Метехи, открыто Шадиману антик понесешь: сразу поймет князь, слова
особые имеешь. Такой приход и тебе выгоден и Метехи.

     Еще два дня пировать князьям в Метехи.  Зураб кусал усы, едва сдерживая
ярость. Верные арагвинцы беспрестанно вбегали на высокую башню, откуда видна
Кахетинская дорога,  -  но никто не будоражил пыль,  никто не оглашал воздух
веселыми или  скучными песнями.  И  Зураб терзался:  "Где же  мои две тысячи
арагвинцев,  отправленных с Иса-ханом якобы для охраны уходящих ханов,  а на
деле для оказания воинской помощи царю Теймуразу?". Внезапно, словно чего-то
испугавшись,  Зураб,  под предлогом заботы о гостях, велел расставить у всех
городских  ворот,   особенно  у  Авлабарских,   усиленную  стражу  из  своих
арагвинцев,  наказав строго следить за приезжими,  а  подозрительных немедля
отводить к нему.
     Таким подозрительным оказался на заре монах, прискакавший на взмыленной
кобылице. Сколько он ни клялся, сколько ни убеждал, что имеет спешное дело к
католикосу,  арагвинцы повели его  в  свое  караульное помещение и  заперли,
пообещав вечером отвести в Метехи:  если монах - слуга Христа, а не лазутчик
Исмаила,  князь Зураб тотчас его отпустит.  Монаха так и  подмывало сказать,
что Исмаила и след простыл, что по всей Кахети идет избиение сарбазов, но он
помнил наказ преподобного Харитона: католикосу рассказать первому обо всем.
     Наконец,  к  полудню,  когда  после легкой еды  княгини приготовились к
веселому отдыху в  покоях Гульшари,  князья сражались в нарды,  а Цицишвили,
Андукапар и  еще некоторые готовились к  выезду в  крепость,  дабы проверить
прочность стен  и  бдительность стражи,  на  мосту  раздался конский топот и
разноголосые  выкрики.   В   ворота   Метехи  неистово  заколотили  копьями,
дротиками.  Чубукчи ворвался в покои Шадимана, который советовался с Зурабом
и Липаритом,  заказать ли для легких царских дружин изогнутые турецкие шашки
или оставить грузинские.
     - Господин, светлый князь!.. Арагвинцы из Кахети прискакали, говоря