но сердишься, почему вместе со всеми лавку не
закрываю.
     - Сам не понимаешь,  что говоришь!  -  рассмеялась Нуца.  -  Все знают:
лучше  твоего бархата ни  у  кого  нет:  сегодня не  купила,  завтра за  ним
примчалась бы прислужница.  Подарок тоже завтра успела б получить.  "Удача"!
Слишком часто  наудачу стал  подарками задабривать княжеских слуг.  Разве не
вчера ты преподнес телохранителю князя Джавахишвили аршин атласа на подшивку
рукавов праздничной чохи? А этой нахальной девушке не ты ли отмерил кисеи на
целое платье?  Не забудь сказать ей: если еще раз придет в лавку, то... не я
буду Нуцей, если не оттаскаю за косы! Пусть не вымогает.
     - Как  можно,  Нуца,  в  торговле,  без бешкеша?  Мне кисея почти даром
досталась, давно, еще в Исфахане, дорогую парчу в нее завернули. А девушка в
благодарность княгиню  Липарит уговорила закупить у  меня  весь  оранжевый и
голубой атлас  на  платье княжнам и  еще  малиновый бархат на  мандили.  Вот
дорогой Арчил, годы аршином можно вымерить, а ревность не потеряла! - Вардан
благодушно рассмеялся. - Сейчас хорошо бы прохладного вина выпить.
     - Может,  и хорошо,  - вскипела задетая Нуца, - только охладить забыла!
Соус из тхемали тоже заплесневел, пока твоя "удача" бархат щупала.
     Но когда сели вокруг камки,  то и  винный кувшин оказался охлажденным и
тхемали таял на языке. Разве Нуца не знает, что любит Вардан, когда приходит
в тихий свой дом после шумного торгового дня?
     Староста купцов не  был так радужно настроен,  как устабаши кожевников,
но и он поведал об оживлении почти заглохшей торговли:
     - Вот сборный караван в Иран снаряжают,  отдельно три каравана в Батуми
и  Кутаиси идут.  За  шелком Гурген тоже через три недели выедет.  -  Вардан
многозначительно посмотрел на Арчила.  -  Остановится Гурген в  Мцхета,  для
горожан тугие тюки  повезет.  Наверно,  пять  дней  там  пробудет.  Если кто
надумает хороший товар получить, пусть не опаздывает.
     Осторожный Вардан об опасных делах даже дома не любил говорить открыто.
Арчил-"верный глаз" приходил к нему только под покровом ночи.  Зная,  что за
ним следят шадимановские лазутчики,  Арчил,  толкаясь на майдане, покупал то
кисет,  то цветные платки,  то дешевые бусы,  никогда не заходил в дружеские
азнаурам лавки,  стараясь в  харчевнях собирать новости.  Не  забывал  Арчил
ставить свечи в церквах,  больше всего любил Анчисхати и Сионский собор,  но
часто заглядывал и в небогатые церковки.  С грустью убеждался Арчил,  что яд
раболепия перед духовенством сильно проник в народ.  Крики: "Довольно войны!
Устали!  Хотим  работать!  Мирно  жить!  Хотим радоваться!  Надоели слезы по
убитым!" -  можно было слышать и в церквах, и на майдане, и в харчевнях, и в
духанах,  и  даже в  банях.  О  Георгии Саакадзе друзья не  говорили громко.
Почему? Разве он против мирной жизни? Разве не думает о радостях народа?
     - Эх-хе...  Кому говоришь?  -  сокрушенно покачал головой Вардан, когда
Арчил-"верный глаз"  снова  и  снова  повторил свой  вопрос.  -  Разве можно
сравнить время Великого Моурави с теперешним? Хатабала! Только правда, народ
устал. Пусть отдохнет, пока князья не устанут добрыми быть, - тогда вспомнит
о своем защитнике. Я Шадимана лучше многих знаю, нарочно вчера кинжальчик из
слоновой кости отнес -  любит князь красивый товар.  Но,  вижу,  колеблется:
взять или нет?  Наверно,  в монетах нуждается, а в Марабду за ними почему-то
еще не посылал.  Или даже себе перестал верить? Еще заметил - не очень весел
князь Шадиман,  хоть и притворяется таким.  "Видишь,  - говорит мне, - снова
торговля,  снова богатеть станете",  а  сам испытующе на меня смотрит.  Но я
знаю,  какую маску надо надеть,  когда в  гнездо,  где шипят,  лезешь!  "Бог
видит,  отвечаю,  при  благородном князе Бараташвили нельзя беднеть".  Потом
долго расспрашивал он о  майдане и  вдруг о тебе спросил.  Ожидал я,  потому
заранее ответ припас:  "Сам удивляюсь,  благородный князь! Многие на майдане
видели верного дружинника Саакадзе,  почему ко мне не зашел? Может, монет не
хватает,  так разве всегда покупать надо? Раньше, когда в Тбилиси жил, часто
заходил поговорить".  Слушает меня Шадиман,  а сам,  точно сверлом,  глазами
сверлит.  Думаю,  Арчил,  нарочно долго тебя томит в Тбилиси,  как лазутчика
поймать хочет.  Будь  осторожен,  особенно в  духане "Золотой верблюд",  где
часто ешь, ни с кем о Моурави не говори, многих чубукчи подсылает, сердит на
тебя.
     - А хозяину духана, Панушу, по-прежнему можно верить?
     - Как себе! Даже удивляюсь: кроме Моурави, "барсов" и Квливидзе, никого
не признает. Часто твердит: "Груши отошли, хурма осталась!"
     В калитку тихо постучали. Вардан насторожился:
     - Нуца, чужих