ре.  Но  владетели
предпочитали переждать события  за  зубчатыми стенами.  Призыв  Шадимана  не
действовал на них.  Легче было ворочать глыбы,  чем пробудить у них сознание
долга  перед  собственным  сословием:  возвеличить  царство,  дабы  над  ним
безопасно развевались княжеские знамена.
     Если  бы  не  Мухран-батони,  призыв Шадимана повис бы  в  воздухе.  Но
согласие владетеля Самухрано прибыть на съезд послужило сигналом. Владетели,
покончив с уединением,  заторопились. В замках поднялась суматоха: открывали
фамильные сундуки, снимали со стен прадедовское оружие.
     Отпустив  гонца  Шадимана,  Мирван  Мухран-батони  в  "комнате  золотых
чернил" начертал на вощеной бумаге:
     "...Еду,  дорогой Георгий,  в  змеиное гнездо на  съезд.  Там  будут  и
шакалы.  Если уцелею от клыков и  жал,  с удовольствием поохочусь с тобой на
медведя. Буду ждать в Мухрани и веселых "барсов". Кстати повидаешь свою дочь
Хварамзе;  она  похорошела после рождения Шио,  глаза -  как две фиалки,  на
которые упал лунный луч..."
     Коротка память  у  владетелей.  Давно  ли  по  этим  дорогам шествовали
иранцы,  таща за собой пушки, обозы, грузы? Еще пыль, поднятая ими, не смыта
с листвы освежающим дождем,  еще пепел не разнесен ветром по балкам,  еще не
разбросаны груды камней,  образовавших непреодолимые завалы,  а  уже забыто,
как  принижалось  достоинство,  как  беспросветен  был  мрак  и  безгранично
разорение царства.  Князья ринулись навстречу безудержному веселью.  Мчались
кавалькады. А за ними потянулось по военным дорогам множество вьючных коней,
празднично разукрашенных верблюдов,  обвешанных голубыми и  красными бусами,
заскрипели  вереницы  ароб,  обвитых  цветами.  Будто  Картли  вся  задумала
переселяться.  Еще  бы!  Путешествия перестали быть опасными.  Почему бы  не
покичиться в  Метехи своим могуществом,  богатством одеяний жен  и  дочерей,
парадным убором дорогих коней и  редкостным оружием.  К  тому же настал срок
представить царю - пусть безголовому - молодых князей, наследников фамильных
знамен. При этом обряде царь не думать должен, а взирать.
     Возбужденные гонцы прибывали обратно с важной вестью: "Едут!"
     И Гульшари преобразилась.  Долгожданные дни близки. Довольно прозябать!
Прочь сон!  Наконец-то она,  Гульшари, достигнет высоты величия. Сколько лет
томилась она в  ожидании часа,  когда склонятся перед ней надменные княгини.
Как  блуждающие звезды,  появлялись придворные женщины около  трона  Георгия
Десятого,  Луарсаба Второго,  Баграта Седьмого,  Теймураза Первого и наконец
Симона Второго -  появлялись и  исчезали.  Одна  Гульшари,  как  неподвижная
планета,  освещала своим неземным ликом символ власти Багратиони. И соперниц
немало  встречалось  на  ее  трудном  пути  к  вершине:  золотокудрая Нестан
Орбелиани,   принцесса  Сефевид.  Всех  не  перечесть.  Но  святая  Нина  не
отступилась от светлейшей Гульшари,  хвала справедливости! Теперь желания ее
- закон,   угождение  ей   -   обязанность.   Да   уподобится  жизнь   яркой
бархатнокрылой бабочке, порхающей над избранными цветами!
     Наконец-то князья увидят,  как милостив Симон Второй, как царствен, как
гостеприимен!  Отныне Большой Сераль - в Стамбуле, Давлет-ханэ - в Исфахане,
а Метехи Гульшари - в Тбилиси. Какие празднества возглавит она, солнцеликая,
в честь короны Симона...  о нет,  в честь ее короны!  Какие изобретет яства!
Пусть чинки высосут скуку!  Довольно правили царством стрела и  меч.  Сейчас
жемчуг на подвесках Гульшари озарит плясунов,  песенников,  чонгуристов. Как
хорош  разноцветный холодный огонь!  Как  обжигает дыхание  молодых  князей!
Метехи  должен  воскреснуть  и   как  в  былые  дни  привлечь  алчные  взоры
представителей  могущественных  фамилий.   Довольно  задерживали  пленников,
изнуренных в битвах и залитых кровью! Теперь в плен будут взяты княгини - их
задержит в Метехи она,  Гульшари, всесильная, недоступная. Но каких княгинь?
Тех,  которых поэты сравнивают с луной и солнцем,  майской розой и соловьем.
На  что ей разбухшая Нино Магаладзе?  А  сморщенная Кочакидзе на что?  Пусть
молодится у  своего Вахтанга,  скажем,  под  щитом!  Еще меньше нужна старая
Мдивани!  Но княгиня Липарит, Цицишвили, новая красавица Манана Гурамишвили,
почитающая Гульшари,  как божество,  а  особенно Мухран-батони нужны больше,
чем  опахало в  африканском раю.  Достойные будут закованы в  цепи  почета и
внимания.
     Гульшари  предвкушала сладость  восторга от  пышного  въезда  князей  в
Метехский замок.  У  главных ворот выстроилась стража в  доспехах со  знаком
Симона  Второго:  голова  была  с  золотыми рогами посредине,  справа -  ус,
напоминающий наконечник копья,  слева - тюрбан. Двадцать думбеков готовились
исторгнуть гром  в  честь владетелей,  сорок труб -  салютовать им  рокотом,
созвучным журчанию чистых струй фонтана.
     Но  вот  начальник дозора квадратной башни  оповестил замок о  прибытии
первой  княжеской  группы.  Гульшари,  насурьмив брови,  поспешила выйти  на
"балкон разноцветных стекол" откуда парадный двор был весь как на ладони. Но
она  тут  же  сжала губы и  подалась в  глубь балкона:  Мирван Мухран-батони
пожаловал один,  без княгинь.  И что больше всего поразило ее -  с маленькой
свитой,  всего лишь  из  двадцати телохранителей,  пяти  оруженосцев и  двух
конюхов. Как бы желая уведомить о том, что он знает, куда прибыл, Мирван, не
снимая  руки  с  эфеса  меча,  сделал  повелительный  знак  молодому  азнауу
атлетического сложения,  бывшему еще  недавно княжеским мсахури.  Обвешанный
оружием,   как  стена,  он,  казалось,  мог  свалить