имания обращал. А
только прихожу и удивляюсь:  почему в церкови столько молящихся,  что темно,
хотя  свечи как  грешники в  аду  горят.  Едва  нашел место ногу  поставить.
Наверно,  свадьба.  Посмотрю ближе:  осчастливила ли  невеста родных  жениха
своей  красотой?  Пробился вперед,  только вместо молодой за  аналоем совсем
незнакомого священника увидел.  Не поверишь -  борода паршивая,  глаза как у
мыши, и пищит, точно ему на хвост наступили!
     - Остальное,  дорогой Гиви,  могу  тебе досказать,  -  прервал Саакадзе
"барса". - И сюда, черти, добрались... А народ как?
     - Народ!   "Мы   холопы   твои!"   (Гиви   горделиво  щеголял  русскими
выражениями). Христосуются, шлют хвалу католикосу: "Конец войне! К очагам! К
очагам, люди!" Это не жених, это ополченец из Атени кричал.
     - Вот, Георгий, ты мечом и умом заставил врагов уйти...
     - Убежать, мой Дато! Убежать под зурну царя Симона и под охраной шакала
из  шакалов,  который не  остановился даже  перед  тем,  чтобы открыть врагу
тайный проход из Картли в Кахети!
     Дато  покосился на  молчавшую Русудан.  Чувство  неловкости охватило  и
остальных.
     Дверь распахнулась,  и в дарбази шумно вошли, сбрасывая башлыки, Матарс
и Пануш.  Их бросились целовать.  Разумеется,  они благополучно добрались до
Тушети.  Анта Девдрис поклялся,  как Моурави велел,  отсчитать восемь дней и
только тогда известить царя Теймураза об отходе войск Иса-хана и Хосро-мирзы
из  пределов Картли и  Кахети,  дабы  царь  Теймураз в  своем  нетерпении не
навязал бы себе неравный бой.
     - Не совсем понимаю, почему через восемь дней?
     - Знай,  мой  Даутбек,  купцы потому сильны,  что  раньше подсчитывают,
потом точно определяют,  что выгодно,  что убыточно:  приобрести или продать
товар.  За восемь дней,  спеша в  Иран,  войско шаха отойдет далеко.  И если
даже,  почуяв опасность с севера,  Исмаил-хан пошлет вдогон гонца на юг, все
равно помощь мирзы и  Иса-хана  не  подоспеет,  да  и  ханы-военачальники не
захотят  повернуть тысячи,  ибо  сарбазы уже  по  тому  часу  выпотрошат все
встреченные по пути деревни.  А раз кормить больше нечем,  значит, и скакать
обратно в  Кахети незачем.  Исмаил-хан  явно в  убытке,  а  Теймураз,  кроме
горцев,  получит две тысячи арагвинцев. Победа, друзья! Царь Теймураз вернет
себе царство!  Хорошо,  если одно! Недаром арагвский шакал остался в Метехи:
наверно, с католикосом сговаривается.
     - Не по душе мне,  Георгий,  и  внезапный отъезд Липарита в  Абхазети и
упорное нежелание крупных князей посетить Метехи.
     - Прав, мой Дато! Бедного Шадимана ждут тяжелые испытания.
     Вдруг Саакадзе подошел к боковому окну,  по тени горы определил время и
вышел. За ним высыпали в сад все "барсы". Подозвав Арчила, Саакадзе приказал
ему спешно седлать коня:
     - Поскачешь гонцом  к  Шадиману,  отвезешь мое  послание.  Не  забудь в
Тбилиси ставить свечи в церквах. Прислушивайся к разговорам, приглядывайся к
друзьям и врагам. Также не забудь посоветовать Вардану отправить через месяц
Гургена  за  товаром в  Гурию:  точно  условься,  где  должен  встретить его
Даутбек.  У амкаров побывай -  шашку себе новую ищи или папаху,  что удобнее
будет.
     - Не беспокойся,  батоно, все выведаю! И к тезке Арчилу в Метехи зайти!
Поклон от азнаура Папуна...
     - Даже близко не подходи! Смотритель конюшен должен остаться в стороне.
Он  лишь для Папуна родственник,  потому вне подозрений,  а  если на  него и
косятся,  все равно запретить ему принимать Папуна не смеют.  Это право лишь
Шадимана.
     - Все, батоно, как приказал, сделаю!
     Саакадзе  посмотрел  вслед  выбежавшему  Арчилу  и  нахмурился.  Что-то
защемило у него в груди.  "Странно, - думал Саакадзе, - почему-то показалось
- видимся в последний раз". Он внезапно зашагал к пригорку.
     На  площадке,  нависшей  над  узкой  тропой,  Саакадзе  остановился,  в
задумчивости  крутя  ус.  Горный  ветерок  развевал  его  волосы,  шаловливо
скользил вниз,  цепляясь за  кустарник и  вздымая легкую  пыль.  Уже  смутно
виднелся силуэт всадника.  Повернув коня  к  курившемуся ущелью,  он  как-то
внезапно исчез, только эхо невнятно донесло стук копыт.
     Ломаная линия неба, опираясь на вершины, пламенела вдали.
     - Смотри,  Георгий,  - заметил Дато, - эти кровавые отблески предвещают
перемену погоды.
     - Да,  перемену.  -  Саакадзе только  теперь  заметил  друзей.  -  Что,
боялись,  соскользну с тропы?  -  И дружески положил руку на плечо Папуна. -
Дорогой!  Знаю, не любишь, но лучше тебя никто не сможет погостить в Мцхета.
Кажется, у тебя там друзья?
     - А  где у  Папуна их нет!  Отправляюсь лошадь менять,  что подарил мне
Шадиман. Начнут вынюхивать - скажу, она змей боится, а я как раз к царю змей
на свадьбу приглашен. Кстати, новую одежду куплю, давно собираюсь.
     - Главное,  друг,  купи побольше тайн у купцов, амкаров и монахов. Вот,
Автандил,  - обратился Саакадзе к сыну, опустившемуся у его ног на камень, -
и  тебе случай повидать брата.  Поздравишь от меня монастырь с освобождением
от персов.  Скажи,  что я  сейчас полон радости и  решил предаться охоте,  -
счастлив  буду  попировать  с  друзьями.   Передай  Трифилию,  что  азнауров
приглашаю на  пир  по  случаю освобождения Картли святым отцом  от  исконных
врагов.  Постарайся,  мой мальчик, узнать, думают ли черные владыки признать
Симона, или Теймураза жд