адзе!
     - Пора! Пора!
     - Кто не хочет превратиться в песок времени, на коней!
     - Скорей!
     - Скорей в Бенари!
     Гонимые  беспокойством,   направились  к  Моурави  и  Качибадзе  и  еще
некоторые менее влиятельные князья, имеющие конные дружины и корм.
     Боясь радоваться,  Саакадзе все  же  почувствовал в  себе прилив сил и,
списавшись с Мирваном Мухран-батони, отослал Ростома и Пануша посланниками к
Фирану Амилахвари,  Даутбека и Матарса к Палавандишвили,  а сам, сокрушаясь,
что Дато еще не вернулся из Константинополя, отправился вместе с Автандилом,
Димитрием и Эрасти к Барата.
     Вначале Саакадзе думал было выехать без охраны,  но Арчил-"верный глаз"
упорно  твердил:  "Не  к  друзьям едем",  и,  прихватив десять  дружинников,
окружил Саакадзе конвоем.
     С  большими почестями принял  Барата Георгия Саакадзе в  своем  главном
городе  Тбиси,  где  постоянно пребывал.  Сорок  стрелков  вскинули  луки  и
спустили тетивы,  пронзая  стрелами бурдюк,  увенчанный тюрбаном.  Семьдесят
всадников метнули  копья  друг  в  друга  и  поймали их  на  лету.  Тридцать
барабанов  разразились  громом.  Красавица,  трепетная  и  гибкая,  взмахнув
мантильей,  словно  крылом,  кинула  под  ноги  Джамбазу цветы,  похожие  на
сапфировые звезды. И начальники дружин крикнули дружно: "Ваша!"
     В  пышных словах владетель выразил сожаление,  что  лишь  на  один день
пожаловал желанный гость,  и,  уступая  просьбе  Моурави,  сразу  перешел  к
обсуждению дальнейших действий.
     Водворилась тишина.  Слуги  надели  войлочные чувяки;  на  втором дворе
торопливо запрятали петуха:  вдруг  еще  надумает  пернатый султан  хвастать
перед куриным гаремом своим пением.
     Под низким каменным сводом до вечера слышались два приглушенных голоса.
Потом  скрипели перья.  И  уже  в  зыбкой  полумгле обменялись красноречивым
рукопожатием.
     Порешили при благоприятном ответе Эмирэджиби и Палавандишвили съехаться
в  Мухрани  и  обсудить план  войны,  дабы  немедля ринуться на  Иса-хана  и
Хосро-мирзу  и   в  решительной  схватке  вызволить,   наконец,   Картли  из
персидского плена.
     Млечный Путь  пересекал черный  бархат и  манил  тронуться в  затаенную
даль.  Пряный  запах  доносился  из  ночного  леса.  Потемневшие горы  четко
вырисовывались на  синеватом  небе,  и  где-то  внизу  под  ними  беспокойно
плескалась река.  В стороне остервенело лаяли сторожевые псы и перекликались
дружинники.
     Саакадзе велел седлать коней. Напрасно Барата, сверкая десятью кольцами
на  сухих  пальцах,  и  его  жена,  играя  алмазными подвесками под  тройным
подбородком,  убеждали подождать рассвета.  Нет,  не страшатся кони азнауров
случайностей и  тем  более незнакомых дорог,  ибо  все дороги Картли ведут к
одному перекрестку.
     Охваченный подозрениями,  Арчил скакал с обнаженной шашкой впереди;  от
него не  отставал ностевский дружинник,  вздымая пылающий факел.  Автандил и
Димитрий вплотную приблизили своих коней к Джамбазу.  Замыкал поезд Эрасти с
дружинниками в кольчатых кольчугах, взявшими копья на изготовку.
     "Какая необычная езда, - думал Саакадзе. - Но они правы: осторожность -
достойное оружие  обороны в  колчане запасливого воина.  Странно,  почему во
всем  такая  затаенность?  Да,  ночь  всегда благоприятствует злоумышляющим,
поэтому и  ночевать не остался у знатного Барата,  сородича Шадимана.  Вот у
Шадимана скорей бы  остался.  И  еще охотнее заночевал бы у  ополченца,  ибо
народ   продолжает   чтить   старинный   обычай:   "Гость   в   твоем   доме
неприкосновенен!" Все ли князья помнят об этом?..  Шадиман!  Да,  явный враг
подчас желаннее неискреннего друга.  Неужели может случиться чудо  и  князья
окажутся верными своему слову?  А если нет,  то я не буду в проигрыше, ибо в
моем  колчане  есть  еще  одно  испытанное  оружие  наступления,  отточенное
недоверием к  князьям!  Буду действовать так,  словно на земле не существуют
владетели.  Но  намерение свое  скрою от  всех,  ибо  расхолаживать то,  что
необходимо раскалять, - значит вредить делу..."
     "Барсы"  съехались  в  Бенари  почти  одновременно.   Они  не  доверяли
княжеским замкам и  скакали при  солнечном свете,  предпочитая неожиданности
необузданных дней каверзам предостерегающей исподтишка ночи.  Их  поездка не
была  напрасной:  князья  Липарит  и  Фиран  Амилахвари поклялись прибыть  в
Мухрани, лишь только туда пожалуют Кайхосро Барата и Квели Церетели.
     Казалось,  вот-вот  рассеются  тучи  и  освобожденная Картли  обмоет  у
родника свои раны и торжествующе устремится в грядущее!.. Казалось...
     Сильнее всех  и  прежде остальных заколебался Фиран:  "Жил спокойно,  и
впредь в случае нужды брат Андукапар поможет. Не следует забывать и Шадимана
- ведь он брат моей жены,  тоже поможет... Не опасно ли вновь лезть под пяту
Саакадзе? Но если такие князья, как Мухран-батони, Кайхосро Барата, Липарит,
Эристави Ксанские... и даже такой пугливый князь, как Квели Церетели, спешат
к Моурави,  то... Квели! Квели! Удивительно, почему Квели первый потянулся к
азнаурам?"
     Мысль  эта  так  взволновала Фирана,  что,  не  дожидаясь  зари,  он  в
сопровождении телохранителей помчался к замку Сацициано.
     Оказалось,  никогда и  никуда так вовремя не поспевал Фиран.  С тех пор
как  Квели  Церетели полез,  подобно  барану,  на  жертвенный огонь,  он  не
переставал мучиться:  "С одной стороны,  умно сейчас оказать услугу Моурави:
только слепой не  видит,  что  царь  Симон  на  гвозде сидит.  Долго так  не
усидишь.  Особенно после з