воевания Месхети Георгием Саакадзе... А Лоре где?
Правда, Иса-хану удалось обратно захватить крепость Гори, но куда из Тбилиси
дерзнет выехать даже всевластный Шадиман?  И  все же,  не  разумнее ли  было
подождать еще  немного?  А  вдруг шах пришлет подкрепление,  тысяч пятьдесят
новых разбойников?  Случись такое, и признательный шах каждому новоявленному
приверженцу главного "барса" вдавит алмаз - еще хорошо, если только в лоб".
     Едва  Фиран переступил порог многобашенного замка,  как  Квели Церетели
немедля поделился с ним своими сомнениями. И не успел наступить рассвет, как
Квели Церетели,  проводив гостя,  понесся в  Тбилиси,  сопровождаемый сотней
дружинников.
     А тут совсем неожиданно князь Кайхосро Барата, уже собиравшийся выехать
к  Мухран-батони,   получил  дружеский  совет  от  Шадимана:   "не  доверять
Саакадзе",  предостерегающее послание от  Хосро-мирзы:  "не  обнажать оружие
против персидских войск".
     Несколько дней подряд из  Метехи в  Тбиси и  из Тбиси в  Метехи скакали
скоростные гонцы со свитками.
     Тут-то на Папуна,  продолжавшего гостить у своего брата Арчила,  напала
бессонница.  Он  хотя и  обещал Георгию через Арчила-"верный глаз" болеть не
меньше месяца,  но  все же пожелал купить себе сукно на новую чоху.  Правда,
после прогулки по майдану он свалился в таком жару, что перепуганный молодой
конюх Андукапара,  часто посещавший веселого больного,  опрометью кинулся за
цирюльником. Действительно, пьявки помогли Папуна сразу заснуть.
     Только взволнованный Вардан Мудрый до утра не смыкал глаз.  И вот, едва
ночь сняла с неба звездную стражу,  сгорбленный странник, опираясь на посох,
прихрамывая, подошел к Дигомским воротам.
     Сначала караульный марабдинец и слушать не хотел:  необходимо у онбаши,
смотрителя ворог, просить разрешения.
     Мнимый странник заплакал:  с каких пор богомольцу-грузину надо униженно
кланяться  магометанам,  чтобы  отпустили в  Шиомгвимский монастырь?  Скинув
заплатанную монашескую рясу, старик стал просить обыскать его, и если, кроме
двух шаури,  выпрошенных у молящихся на паперти Анчисхатской церкви,  азнаур
найдет еще хоть щепотку соли, пусть тут же повесит.
     Польщенный марабдинец,  молниеносно из мсахури произведенный в азнауры,
покосился на  рваные рубаху и  шаровары,  выругался для приличия,  приоткрыл
калитку и вытолкнул хромого за пределы города.
     Очевидно,  лесной воздух благоприятствует излечению недугов,  ибо  едва
мнимый странник доковылял до  первых деревьев,  как  тут  же  преобразился -
выпрямился,  молодцевато подкрутил усы и крепче сжал посох,  внутри которого
хранилось послание Вардана к Моурави...
     Средняя и Верхняя Картли остались позади. Впереди простиралась Месхети.
Ущелье Куры  сужалось,  орлы парили над  курящимися высотами,  и  на  дороге
слышалась турецкая речь.
     К  воротам замка Бенари "богомолец" подъехал на  горячившемся коне и  в
почти праздничной чохе.  Видно, ему все же удалось в селении Хиси получить у
приверженцев Моурави все необходимое для приличного путешествия.
     Дни тянулись,  как жевательная смола.  Коней заново перековали.  Их  то
седлали -  с утра,  то расседлывали -  к полудню:  ждали вестей о начавшемся
съезде князей.  Но  вместо скоростного гонца  от  Мирвана появился гонец  из
Тбилиси.
     Едва Саакадзе извлек из посоха послание Вардана Мудрого и прочитал его,
как  тотчас  собрал "барсов"...  И  вот  вместо поездки в  Самухрано "барсы"
разлетелись в разные стороны...
     Вскоре,  к  несказанному огорчению Газнели,  все  мужчины,  кроме  пяти
дружинников,  покинули замок.  Даже считать надоело,  сколько раз прохладная
луна  сменила  жаркое  солнце,  а  Моурави и  не  думает  сменить скачку  по
раскаленным путям на покой прохладного замка.  И Дато не спешит вернуться из
Константинополя. Может, ублажает гаремы?..
     Котел на  железной цепи  окутывался сизым дымом.  Свет скупо проникал в
землянку.  Под котлом трещали сухие виноградные лозы,  заглушая разговор. Но
Пация не пропустил ни одного слова,  сказанного нежданным гонцом Моурави. За
крутой склон скатывалось солнце,  и  еще не воцарилась ночная тишь,  как все
гракальцы,  имеющие коней,  последовали за  Пация.  Путь  всадников лежал  к
Горийской крепости.
     Не   задержались  ополченцы  и   из   Дзегви,   Ниаби,   Ахал-Убани   и
Цители-Сагдари.   Объединенные  общим  именем  "ничбисцы",  они  действовали
сплоченно.  И не успели азнауры осадить своих коней в условленном месте, как
предводимые выборными ничбисцы выскочили словно из-под земли.
     Чуть позднее появились ополченцы из Атении Урбани.
     Как лесные цветы после ливня,  росли шатры; их становилось все больше и
больше.  Рокотал ностевский рожок, призывая ополченцев к знамени, на котором
барс потрясал копьем.
     Тем временем на кратком совещании с азнаурами Саакадзе сказал:
     - Крепость Гори  должна  быть  взята!  Честь  азнауров и  ополченцев да
восстановится!  Князья,  испугавшись победы  персов,  трусливо попрятались в
глубь  своих  нор.  Покажем,  как  презираем  мы  себялюбцев,  и,  на  страх
остальным,   вывернем   наизнанку   замок   князя,   самого   искушенного  в
предательстве!..
     - Да  будет так!  Но,  Георгий,  персы овладели Гори,  кинув на приступ
тысячи.  Там  минбаши храбрый Хайдар,  благодарный Хосро-мирзе за  подарок -
богатство Лихи.
     - А мы, Даутбек, вернем Гори по закону летучей войны...
     Просто  удивительно,  как  переодетые  Ростом  и  Даутбек  походили  на
юзб