захохотал,  подмигнул
арагвинцу и дружески наградил его подзатыльником.
     - Страже тоже  прикажи снять  с  тела  избыток грязи.  Терщиков возьми,
пусть месят ногами их натруженные спины.
     Сколько   старший   телохранитель   ни    протестовал,    ссылаясь   на
недружелюбность народа к ним, арагвинцам, что особенно опасно в общих банях,
где все голые и потому не знаешь,  к кому лицом становиться, а к кому задом,
Зураб  со  свойственной ему  заботой  о  своих  дружинниках  велел  посменно
сторожить вход только двум,  а  остальным немедля,  черт их возьми,  вкусить
серное удовольствие земли,  которое не  уступает яблочному удовольствию рая:
пусть спросят у Адама... или лучше у Евы.
     Не  успел Миха,  опоясавшись полосатой тканью,  войти под  матовый свод
купальни,  как Зураб ударил в ладоши.  Терщик правильно оценил выразительный
взгляд  князя  и,  уложив  на  скамью,  принялся выворачивать наизнанку тело
пришельца.  Вновь  заработала жесткая  ковровая киса  и  шелковая наволочка,
извергающая горы горючей мыльной пены.  От удовольствия Миха охал,  стонал и
под  одобряющие шутки  Зураба  и  хруст  собственных суставов вопил:  "Руку,
правую руку,  банный черт,  не  сломай!"  Но  терщик,  на  бесстрастном лице
которого не  дрогнула ни  одна жилка,  обращал столько же  внимания на вопли
Миха,  сколько на крик осла. Окатив торопившегося азнаура кипятком из шайки,
он  обмыл  мраморную лежанку и  уложил князя,  предварительно закутав его  в
пушистую простыню,  а Миха, как тюк, сбросил в бассейн, только что покинутый
Зурабом.
     Услав терщика в  соседнюю харчевню заказать для  всех арагвинцев сыр  и
зелень,  фасоль с  ореховым соусом,  люля-кебаб  с  двойной порцией перца  и
пряностей,  горячий тонкий лаваш и шесть тунги лучшего вина,  Зураб окликнул
старшего телохранителя и повелел никого даже в предбанник не впускать.
     - Здесь,  мой верный Миха,  можно говорить свободно.  Не сомневаюсь,  в
Метехи неотступно за  мною  следят,  недаром слышу  в  стенах мышиную возню.
Иса-хан и Хосро только болтают об уходе,  а медлят,  как черепахи...  Завтра
прибудет из Ананури гонец?
     - Пять  гонцов укрыл  поблизости,  ежедневно прибывать станут;  каждого
научил,  что  притвориться должен,  будто  прямо  из  Ананури  прискакал.  В
ананурском замке для охраны княгини Нато сто дружинников оставил.
     - Около замка Мухран-батони тоже только сто настоящих оставь,  пусть на
виду впереди торчат.  А  триста бурок и  папах натяни на  длинные деревянные
кресты.  Понял?  Да  расположи их  в  лесу  между  деревьями так,  чтобы  из
сторожевых башен лишь папахи виднелись. У крепости Ксанского Эристави так же
поступи.  Для охраны горных проходов растяни пятьсот дружинников,  -  некого
подстерегать, все к царю Теймуразу ушли. Напрасно Саакадзе рассчитывает - ни
одного не дождется!  На Тбилиси мне необходимо бросить полторы тысячи шашек,
- осторожно к Душети оттяни, когда дам знать побыстрее гнать коней. Понял?
     - Все понял, мой князь. Первый гонец утром прискачет, второй...
     - А  пятому гонцу напомни,  чтобы тряпку в бычью кровь опустил,  голову
обвязал и  так  пожаловал.  Пусть  хоть  на  иконе  клянется,  что  в  рядах
саакадзевцев видел янычар.  Всеми хитростями я  должен перебросить в  Кахети
две тысячи легкоконных дружинников. Понял?
     - Все понял,  мой князь: вместе с арагвинцами переправить Хосро-мирзу и
Иса-хана...
     Звучно расхохотался Зураб:
     - И хана и мирзу!  - и так шутя хватил по плечу Миха, что тот, крякнув,
присел.
     Хотя  уже   дважды  являлся  гонец  из   Метехи,   но   Зураб,   удобно
расположившись в  предбаннике,  продолжал  с  аппетитом  уничтожать огромное
блюдо с форелью,  запивая вином из высокого кувшина.  Здесь только один Миха
разделял с князем поистине трапезу великана, а в общем помещении, на скамьях
вокруг бассейна,  расположились арагвинцы и  с  неменьшим усердием поглощали
люля-кебаб, осушая огромные чаши за здоровье князя Зураба Арагвского.
     Когда  освеженные арагвинцы последовали за  Зурабом,  они  готовы  были
ринуться за князя хоть в огонь.
     У  моста осторожный Миха и  два арагвинца свернули в сторону и скрылись
за узкими извивами уличек.
     Необычайная тишина царствовала в  Метехи.  "Будто в заколдованный замок
вступил!" -  поразился Зураб и, придерживая рукоятку меча, быстро направился
в личные покои.  Нарочито громко -  для лазутчиков, если они подслушивали, -
Зураб спросил сторожа, застывшего на пороге, что означает молчание в замке.
     - Светлый князь,  уехали  все  на  дневной пир  к  Иса-хану.  Радостное
известие получил хан: его царственная жена, сестра шаха Аббаса, подарила ему
дочь,   ибо  два  сына  уже  у  него  есть.   Царь  надел  лучшие  одежды  и
драгоценности; княгиня Гульшари - трудно сказать, больше алмазами и жемчугом
сверкала или глазами.  Она повезла подарки Иса-хану и  его женам.  Андукапар
тоже  в  праздничной чохе  выехал,  еще  уже  стал.  Хосро-мирза золотой меч
прицепил, словно молния. Только князь Шадиман скромную куладжу обновил мехом
цвета лимона - совсем не для пира.
     Зураб терялся в догадках.  Еще вчера не было разговора о пире.  Правда,
за ним в баню любезно посылали, но никто не повторил приглашения последовать
в крепость.  Что-то от него скрывают,  надо быть настороже.  Может, умыслили
заманить в крепость и там запереть? Неспроста так обрядился Шадиман.
     "Лицемеры!" От отвращения Зураб передернулся,  полуобнажил меч и ударом
кулака вогнал его обр