рана" сочтет своевременным предоставить нам стотысячное войско
и  повелит  пощекотать ханжалами стамбульские пятки.  Тут  султан,  "дельфин
дельфинов",  "низкий из низких", "повелитель халвы", сочтет уместным взвыть,
а шах,  царь царей,  великий из великих, повелитель Ирана, окажется в полном
неведении о наших самовольных действиях...  впрочем,  вызванных самовольными
действиями пашей. Разгневанный султан, "средоточие рахат-лукума", "хранитель
слюны  верблюда",  повелит пашам  оставить рубеж  Гурджистана.  Разгневанное
"солнце Ирана",  властелин властелинов, повелит нам оставить турецкие рубежи
и закрепить грузинские!
     - Пусть святой Хуссейн отвернет от меня свое лицо, если я не догадался,
что дальше. Уничтожив Непобедимого, мы примемся за приспешников его - князей
Мухран-батони и Ксанских Эристави.  Или истребим,  или склоним их на сторону
царя Симона.
     - Зураба  Арагвского,  самого  опасного из  князей,  советую уничтожить
последним, когда его услуги станут одной ценности с выжатым лимоном.
     - Ты   угадал,   мой   Шадиман,   а   освобожденные  горцы  поспешат  с
благодарностью склонить  головы  к  стопам  грозного,  но  милостивого  шаха
Аббаса. И солнце Ирана засияет над мирной страной Картли-Кахети.
     - Благородные Иса-хан и  Хосро-мирза!  Я  восхищен!  Но  не удивится ли
шах-ин-шах,  почему,  имея сорок,  скажем, или пятьдесят тысяч войска, вы не
сочли лучшим раньше уничтожить Саакадзе, а потом вернуться в Иран?
     - Как  раз,  князь  из  князей,  мы  и  поступили  так!  Мы  на  коране
поклянемся,  что все сказанное нами истина. Кто из правоверных не знает, что
любимец неба шах Аббас рубит головы и тому,  кто его обманывает, и тому, кто
верит  обману?  Да  будет  известно каждому:  Саакадзе разбит  и  бежал  под
покровительство  вассала  султана,   Сафар-паши,  который  из  страха  перед
султаном не  выдает Саакадзе.  Не помогли ни угрозы,  ни обещание богатства.
Аллах  свидетель,  это  правда!  Вся  Картли  и  Кахети  у  бирюзовой  стопы
шах-ин-шаха.  Князья обоих  царств платят богатую дань  "льву  Ирана".  Царь
Симон,  окруженный мудрыми советниками,  преданно служит "солнцу Ирана". Что
так, то так! Даже святой Аали не найдет в моих словах зернышка лжи...
     "А ведь и правды не больше,  - заметил про себя Шадиман, удивляясь, как
тонко могут быть  переплетены ложь и  правда.  -  Нет,  не  докопаться "льву
Ирана" до  норы,  где скрыта истина.  Но  благодаря тонкой политике царевича
Картли  обошлась  без  кровавых ужасов,  обычных  при  нашествиях персов,  -
значит,  твердо рассчитывает воцариться в  Кахети?  Что ж,  лучшего и желать
нельзя! И от Зураба избавиться неплохо. Надоела эта тяжесть! Предупрежденный
Георгием Саакадзе, я все меньше доверяю арагвскому князю..."
     - Если о Саакадзе все, - прервал молчание Иса-хан, - не благоразумно ли
тебе, о Хосро-мирза, придумать подходящую притчу и о Теймуразе?
     - В военных делах шах-ин-шаха придумывают только безголовые, ибо им уже
незачем дорожить несуществующим...  -  Хосро-мирза  величаво коснулся своего
лба.  -  Да  скользнет мой  язык  сам  в  пасть шайтана,  если  о  Теймуразе
всемогущий "лев  Ирана"  не  узнает только истину.  Разве  царь  кахетинский
Теймураз не бежал позорно по знакомой лесной тропе в Имерети?  Бежал! Бросив
царство,  бросив богатство и замки своих князей! Возмущенные, они прибегли к
стогам  грозного,  но  милостивого шах-ин-шаха.  Сейчас  тайные  приверженцы
Теймураза уверяют о его пребывании в Тушети.  Все горы от подножий до вершин
обшарили наши лазутчики, но, кроме сбивчивых разговоров, ничего не выведали.
Может,  Теймураз и  спрятался в расщелинах,  подобно ящерице,  но там он сам
себя не найдет.  А если найдет его изменник Саакадзе, то это будет последний
час Теймураза...
     Очевидно,  от  многоречивости у  Хосро  пересохло горло.  Он  долго пил
шербет из глубокой чаши, но одним глазом следил за Иса-ханом.
     "Вот,  -  размышлял Шадиман, играя чубуком сине-белого кальяна, - почти
полный,  наглый обман,  но...  события верны, точно вымеренные аршином, лишь
немножко  растянуты,   как  ткань  в   руках  опытного  купца.   Нет  причин
сомневаться: шах Аббас наградит обоих за... победу над Саакадзе. Но на турок
войной не пойдет,  -  сейчас занят другим.  Кахети защищена Исмаил-ханом,  а
Картли может сама защищаться. Так я и сделаю. Ловкость Хосро приблизит его к
кахетинскому трону..."
     - Если  аллах  не  лишил меня  догадливости,  -  прервал снова молчание
Иса-хан,  -  мы выедем в  Исфахан не из запертого Непобедимым Тбилиси,  а из
царственного города  Картли,  покоренного  шахом  Аббасом.  -  И  он  весело
подкинул на  ладони  засахаренный персик,  словно получил в  дар  знаменитый
алмаз "Звезда Шираза".
     Но Хосро сурово оборвал веселье хана:
     - Крепко  запомни,  жизнерадостный Иса!  Ты  ведь  близкий  родственник
шах-ин-шаха и  сам передашь ниспосланную тебе аллахом спасительную мысль.  И
еще,  склонившись ниц,  передашь "льву Ирана", что церковь готова венчать на
царство Симона Второго в  Мцхета;  но  сам  царь  говорит,  что  уже  венчан
жемчужной рукой всемогущего шаха Ирана.
     - О аллах! Он говорил подобное?
     - Сегодня скажет!
     - Сегодня? - изумился Шадиман, зная, как мечтает о Мцхета царь.
     - Вернее, напишет, по совету Иса-хана, нашему повелителю.
     Шадиман все больше поражался:  значит, Хосро охраняет и церковь, отводя
от  нее  гнев шаха за  непослушание его  воле?  Но  князь старался сохранить
бесстрастный вид.  Он  приподнял кальян  на  уровень глаз  и,  прищурившись,
смотрел  на  свет:  "Х