|
- Ты что, ишак, полтора часа о моей учености поешь, как персидский
соловей?
- А разве не так? Я-то одному лишь научился: выполнять волю Великого
Моурави.
- Не мою, а Картли. И... мой Матарс, ты верный обязанный перед родиной,
немало отдал ей. Вспомни Жинвальское сражение. Ты показал себя знатным
воином. И еще скажу: где твой дом? Где жена, дети?
Пануш виновато потупился.
- О чем беспокоишься, Георгий, разве так не свободнее?
- Мой Матарс, ты раньше иначе думал.
- Раньше? Наверно, тогда еще не носил черной повязки, потому плохо
видел.
- Такого, как ты, и с одним глазом грузинская девушка сильно любить
станет.
- Выходит, Пануш, у тебя вместо глаза - стекло, раз не замечаешь, как
подле тебя краснела Кетеван, внучка Сиуша...
- Может, нарочно пока не замечаю. Где жену держать должен? В хурджини?
- У отца пока не можешь?
- Для отца не стоит жениться.
Скрывая любовь и сочувствие к друзьям, громче всех засмеялся Даутбек.
Иногда человек любуется звездами, и кажется ему - нет прекраснее их. Но
неожиданно на небесный простор плавно выплывает серебристая луна, и,
восхищенный, он забывает о звездах и весь отдается созерцанию недосягаемого
корабля.
Так и сегодня: хотя со сторожевых башен и уловили скрип с нетерпением
ожидаемых ароб, но приближение трофеев никого не взволновало, ибо неожиданно
появились два всадника на взмыленных конях, сверкающих лунным серебром, и
понеслись к замку, а за ними поспевали двое дружинников.
Бешеный крик одного, смех другого и торжествующее ржание скакунов
взбудоражили ополченцев. Сон как ветром выдуло из замка, даже дряхлый
садовник, звякая ножницами, семенил по двору.
Азнауры рванулись к воротам; Дареджан едва успела накинуть на плечи
платок; старший повар, вытирая о фартук руки, перегонял Омара; стрелой
неслись Иорам и Бежан.
На балконе показались Русудан, Георгий, заметно обрадованный Газнели и
Хорешани, высоко поднявшая маленького Дато.
А со сторожевой башни на весь замок продолжал кричать Автандил:
- Дато и Гиви! Ваша! Из Стамбула-а-а! Э-эй... Друзья!
Едва влетев в распахнувшиеся ворота, Гиви неистово крикнул:
- Победа, "барсы"! Победа, азнауры! - и, вдруг оглянувшись, накинулся
на двух дружинников: - Осторожнее, пожелтевшие дубы! Не смешайте хурджини!
Или вам неведомо, что в одном, кроме драгоценностей, хрустальный кальян -
подарок Моурави от самого султана. Э-э!.. Русудан! Дареджан! Победа! Смотри,
Дато, кого Хорешани держит!
"Барсы", ополченцы, азнауры, дружинники и слуги тесным кольцом окружили
Дато и Гиви, не давая им спешиться.
- Что?.. Что ответил султан? - взволнованно выкрикнул Нодар.
А за ним, словно эхо, вторили ополченцы:
- Что? Что?
- Во имя Георгия Победоносца! Что?
- Что ответил султан?
Дато загоготал:
- Турецкий султан ответил арабской мудростью: "Если у вернувшихся
"барсов" грузинский аппетит, накормите их хоть задом персидского барана. -
И, видя, что спешиться ему все равно не дадут, Дато встал на седло. - Ваше
нетерпение мне знакомо, и я так в зале ожидания Сераля встретил везира
Осман-пашу. - Выхватив из-за куладжи ферман, Дато развернул его. - Главное
прочту. Надеюсь, потом пустите сойти с коней? Вот, слушайте:
"...Кто может отказать Георгию, сыну Саакадзе? Пусть исконные враги
золоторогого Стамбула и зеленоликого Гурджистана трепещут перед мечом
Моурав-бека! Я, повелитель вселенной, привратник аллаха, открываю двери рая
достойному. Да воссияет вновь Моурав-бек в блеске славы и богатства! И да
будет ему известно: шакалы на то и существуют, чтобы выть. И не забудется
им, что власть подобна поводьям: выпустишь - и конь поскачет в другую
сторону. Мудрецы уверяют: звезды сверкают - пока не гаснут; солнце - пока
его не затмевает луна; а властелин силен - пока стоит на вершине. И я помогу
неосторожному Моурав-беку вновь взобраться на вершину и схватить поводья...
Повелеваю моему везиру Осман-паше оказать..."
Дато вдруг оборвал чтение и с изумлением уставился на арагвинцев.
Гневно свернув ферман, он зашептался с Ростомом, пожал плечами, недовольно
крикнул:
- Эй, Гиви, ты что, прирос к коню? - и, перемахнув через седло,
спрыгнул перед расступившимся народом.
А Ростом поспешно подошел к Омару, стоявшему неподалеку от арагвинцев,
и с притворным неудовольствием спросил, почему он не удалил гонцов при
въезде Дато. Разве все для чужого уха? Будто смутившись, Омар оглянулся, но
арагвинцы поняли, что их хотят удалить, и куда-то исчезли.
Ликование длилось до поздней ночи. Дружинники выкатили огромнейшие
бурдюки и расположили их по кругу. Повара уже вертели на пылающи
|
|