ров  съехаться  и
поговорить по душам,  рассеять ненужные неудовольствия и  дружнее взяться за
укрепление царства перед надвигающейся опасностью! Ведь братья по труду...
     - Эх,  Ростом,  оказались братьями от  разных отцов.  И  правду старики
говорят: когда чоха плохо сшита - расползается от малейшего движения.
     - И у купцов не лучше,  -  после некоторого молчания произнес Ростом, -
вчера добродушный Харпалашвили чуть  не  сломал аршин на  спине кахетинского
старосты. Оказывается, на дороге кахетинцы подстерегли эрзурумский караван с
тюками лучшего сафьяна и бархата.
     - А   разве  картлийские  купцы  хуже   придумывают?   Желая  задобрить
тбилисских амкаров,  князь Чолокашвили заказал им  сто  пар  цаг  для  своих
дружинников.  По  распоряжению Вардана Мудрого выслали князю  лучшие цаги...
только все на левую ногу.
     - А  пострадали мы с тобой,  -  засмеялся Ростом.  -  Разъяренный князь
устроил в  царском дворце праздник масок,  и  семь  шутов изображали барсов,
прыгающих на четвереньках вокруг картлийского трона, на котором сидел лесной
каджи с трехаршинным мечом... Тень клеветы на Георгия бросали.
     - Ответное угощение в пригородном духане получили... Разве не знаешь?
     - Ты о песне говоришь?
     - Нет,  о сказании про неблагодарную алазанскую форель,  которую витязь
освободил из  сетей рыбака и  пустил обратно в  реку,  -  за это она,  когда
витязь купался, натравила на него раков...
     К удивлению "барсов", Саакадзе почти равнодушно выслушал их возмущение.
Лишь еще  глубже стала складка на  переносице,  еще  пристальней устремились
вдаль глаза.
     Вот   уже  четыре  дня  Папуна  угощал  его  рассказами  не   только  о
нескончаемых  страданиях  Тэкле  и  Луарсаба,  но  и  о  слишком  оживленном
обсуждении  шахом   Аббасом   и   советниками-ханами   вестей,   привезенных
Булат-беком  и  Рустам-беком.  Много  ценного  разведал  Керим  в  Исфахане.
Хосро-мирза ничего не скрывает от своего сновидца Гассана.  И гебр,  хвастая
этим перед внуком своего лучшего друга, сказал ему более чем достаточно, для
того  чтобы  усилилось беспокойство Моурави.  Значит,  расчет,  что  шах  из
предосторожности еще год будет подготовляться к  войне с Картли-Кахети,  как
ожидал Саакадзе,  не  осуществится.  Направив посольство в  Русию,  Теймураз
развязал руки шаху. А главное - новый план нападения...
     Ни  крестьянство Картли,  ни  крестьянство Кахети не  оправилось еще от
потрясений,   вызванных  разгромом  шахом  Аббасом  в   Восточной  Грузии  в
предыдущих войнах.  Вместо угнанных в  плен грузин шах  Аббас заселил Кахети
кочевыми  тюркскими  племенами.  Изгоняемые  Великим  Моурави,  они  нередко
успевали перед бегством еще  раз покрыть кахетинскую землю пеплом.  Земли от
Северной Кахети до Южной Кахети,  превращенные в пустыри, не только обрекали
страну на полуголодное существование,  но и  обрекали военные округа царства
на  невозможность сбора царских дружин.  Не  лучшее положение создалось и  в
Картли,  где  после  коронования Теймураза крестьянство подверглось жестокой
налоговой политике:  обложению двойным гала -  платой огромной частью урожая
за  пользование землей  и  сабалахо -  платой  значительной частью скота  за
пользование пастбищем.  Недолгие годы процветания - "время Георгия Саакадзе"
- ушли в прошлое. Владетельные князья Верхней, Средней и Нижней Картли вновь
надели на  шею народа железное ярмо такого веса,  что и  Шадиман позавидовал
бы.  Отсутствие  единства  между  картлийскими  и  кахетинскими азнаурами  и
амкарами особенно грозило роковыми последствиями.  Перед лицом надвигающейся
смертельной опасности Великий Моурави считал правильной лишь одну политику -
политику  соединения реальных сил.  Такой  силой  при  создавшемся положении
являлись только  могущественные князья,  которые в  прошлую войну  пошли  на
сговор  с  шахом  Аббасом и  этим  способом сумели сохранить свои  фамильные
богатства и войско.
     Вот почему Саакадзе,  выслушав Ростома и  Матарса,  настоял на  спешном
собрании высшего княжеского Совета...  Решалась судьба  царства!  Удастся ли
убедить безумцев забыть все раздоры, хотя бы до победы или... Нет! Поражения
не  будет,  если...  если  он  стальной десницей отведет  судьбу  Грузии  от
дымящейся ужасом пропасти.  Он, Саакадзе, обдумал многое, но спасение лишь в
одном...
     В  черной чохе  и  с  марткобским мечом  на  чешуйчатом поясе  предстал
Моурави перед владетелями в Метехском замке.
     Шум и говор сразу оборвались. Некоторые князья по старой памяти встали,
приветствуя Моурави и его соратников - Дато и Даутбека; некоторые, напротив,
подчеркнуто сидели, якобы продолжая с соседом разговор.
     Ни  на тех,  ни на других не обратил внимания Моурави.  Его озабоченный
взгляд скользнул только по  лицу Зураба.  Князь не  встал,  но и  не остался
сидеть,  а  как-то боком приподнялся и тут же небрежно облокотился на спинку
скамьи.  Изменился Зураб,  изменился до неузнаваемости - или таким был, лишь
маску на душе носил?
     Зураб мельком тоже взглянул на Саакадзе и,  досадуя, отвел взор. Нет ни
малейшей   перемены  в   отношении  к   не