.   На  четвертый  день  Теймураз,  выведенный  из
терпения,  уже  намеревался в  резких выражениях дать понять Моурави,  что и
нектар, не вовремя преподнесенный, может показаться уксусом.
     Но  как  раз  в  этот  миг  Саакадзе почтительно развернул перед  царем
свиток,   прося  скрепить  высокой  подписью  согласие  принять  от   купцов
единовременный налог  шелком и  парчой для  воинских нужд,  а  от  амкаров -
монеты для личной казны.
     Царь  Теймураз  беспрестанно нуждался в  монетах,  особенно в  золотых,
их-то именно всегда и не хватало. Поэтому, благосклонно выслушав Моурави, он
ночью написал оду об услужливой пчеле,  которая, желая угостить друга медом,
ужалила его  в  губу.  И  мысленно пообещав царевне Нестан-Дареджан написать
шаири о  неосторожном олене,  который,  опасаясь льва,  чуть было не попал в
логово барса,  Теймураз решил пока не урезывать прав Моурави. Неожиданно для
себя наутро он  пригласил "барса" сопровождать его  к  католикосу на  сговор
против "льва".
     Палата католикоса была убрана соответственно цели совещания:  по правую
сторону от  трона католикоса стояли кресла для кахетинцев,  по  левую -  для
картлийцев, и число кресел было равным.
     Начало речи царя изобиловало изысканными сравнениями,  но таило в  себе
каверзы.   Саакадзе  изумился,   он   не   предполагал,   что  Теймураз  так
недальновиден. Но когда Теймураз блистательно закончил, Саакадзе присоединил
к  восхищению "черных" и  "белых" князей и свое восхищение красотою царского
слова.
     - Но, светлый царь, - вдруг понизил голос Саакадзе, - дозволь доложить:
открытое посольство в  Русию сейчас опасно и невыгодно -  раздразненный "лев
Ирана" может преждевременно ринуться на Картли-Кахетинское царство.
     - Да не допустит господь наш,  творец всяческих благ, шаха лжи, дьявола
до пределов наших, - недовольно пробасил архиепископ Феодосий.
     - И  да не разгневается на тебя пречистая матерь иверская,  сын мой,  -
приподнял нагрудный крест католикос,  -  ты всегда против единоверной Русии.
Церковь не может дольше терпеть такое.
     Косые  полосы света  ложились на  черные клобуки,  и  на  белых крестах
загорались искры.  И такие же искры вспыхивали в глубине зрачков епископов и
митрополитов.  В  каждом их  взгляде,  брошенном на  Саакадзе,  проглядывало
осуждение,  но  поле  брани они,  как  испытанные вояки,  предоставили своим
мирским "братьям во Христе".
     Какой-то хриплый гул прокатился по левым креслам.
     - Святой  отец,   -  ехидно  начал  Цицишвили,  -  у  Георгия  Саакадзе
неизменная дружба с Магометом.
     Неожиданно и для владетелей и для пастырей Саакадзе зычно засмеялся:
     - У  тебя,  князь,  плохая память,  ты забыл свое веселое путешествие в
Стамбул.  Не я  посылал тебя,  не я  умолял Азам-пашу о  принятии Картли под
покровительство османов, а ты...
     - То  было время Шадимана Барата,  -  резко оборвал Джавахишвили,  -  а
теперь время Теймураза богоравного.
     - А я разве иначе мыслю?  - Саакадзе даже подался вперед. - Вы, а не я,
были  друзьями Шадимана!  Вы,  а  не  я,  раболепствовали перед  полумесяцем
Стамбула - и не во имя блага родины, что допустимо, а во имя своих корыстных
княжеских целей!..  Не хватайся,  Палавандишвили,  за пояс, меч ты оставил в
келье отца-гостеприимца!.. Но если вышел такой разговор, то дозволь говорить
с тобой,  мой царь,  и с тобой,  святой отец, ибо в моей преданности царству
сомневаться не стоит и даже опасно.
     - Говори,  сын мой, - кротко произнес католикос, почувствовав некоторый
страх:  "А вдруг эти хищники,  прости господи, "барсы" разведали о ближайших
намерениях нечестивого шаха,  а  тот отщепенец в припадке недостойного гнева
откажется  защищать  святую  обитель?   О   господи,   еще  не  настал  срок
пренебрегать мечом  Саакадзе",  и,  умаслив свой  голос елеем,  повторил:  -
Говори, сын мой, к твоим разумным словам церковь всегда прислушивается.
     Царь Теймураз поморщился,  но,  взглянув в глаза католикосу,  мгновенно
успокоился. Владетели исподлобья, разочарованно взирали на Теймураза: "А где
же  царские  посулы?   Выходит,   княжеским  рогаткам  опять  не  стоять  на
дорогах!.." Трифилий,  оглядывая пастырей церкови, у которых глаза метались,
подобно мышам,  почуявшим кота,  умилительно улыбнулся и  едва  слышно  стал
перебирать гишерные четки.
     Разноречивые чувства,  обуявшие "белых" и "черных" князей,  не укрылись
от Саакадзе, сурово зазвучал его голос:
     - Может,  святой отец,  благодаря тому,  что я  не  понадеялся на  трех
русийских царей,  как молнии в грозу вспыхнувших и погасших в смутное время,
а  нашел  силу  в  собственном народе,  и  была  спасена Картли и  Кахети на
Марткобской равнине.  Пути  государств  так  же  неисповедимы,  как  и  пути
господни.  Но  предвидение ограждает от  крупных  ошибок  и  богоравного,  и
вскормленного народом.  Кто из сынов церкови, а не из сынов сатаны, может не
хотеть дружбы и помощи единоверной Русии?  Ты, светлый царь, верный борец за
христианскую Кахети, хорошо познал фанатичность персов в Иране, фанатичность
турок в Турции.  Никогда они не смирятся с возрастающим могуществом Русии, и
неминуемо льву,  полумесяцу и двуглавому орлу скрестить мечи.  Значит, Русия
для  Грузии уже  сегодня союзник.  Политика каждого государства имеет дорогу
дальнюю и дорогу ближнюю.  Дальняя дорога - это та, которая приблизит Грузию
к  Русии;  но  сейчас в  поле