зрения Картли-Кахетинского царства должна быть
ближняя дорога,  ибо  на  нее уже пала зловещая тень "льва Ирана" и  вот-вот
падет мертвенный блеск босфорского полумесяца. Вы, князья и пастыри, познали
шаха Аббаса по  его мечу;  я  познал его душу,  как он -  откровения корана.
Нельзя дразнить тирана,  не выковав против него могучего меча. А вы, князья,
в такой трагический час уводите с Дигоми последние дружины.  По этой причине
сейчас вдвойне опасно открыто посылать посольство в Русию.
     Замерли в  руках  четки,  застыли глаза -  казалось,  палата католикоса
украсилась новой фреской.  И внезапно из глубин молчания вырвались надменные
слова:
     - Мы возжелали,  и  да свершится указанное нами.  Помощь от единоверной
Русии мне,  царю,  угодна сейчас,  а  не в  будущем.  Архиепископа Феодосия,
архимандрита Арсения  и  иерея  Агафона  благословит святой  отец  на  путь.
Князья, верные нам, подготовят блистательную свиту.
     "Оказывается,  у меня много времени попусту гоняться за ветром в поле",
- подумал Саакадзе и вслух спросил:
     - И святой отец не внемлет моим предостережениям?
     - Мы,  сын  мой,  уже  утвердили желание  царя:  церковь должна  искать
защиты. Посольство в Московию поедет, - тихо, но твердо сказал католикос.
     Саакадзе не скрывал изумления, но тут заговорил Трифилий:
     - Можно обмануть нечестивцев -  не  придавать свите княжеский блеск,  а
сделать так,  якобы иверские пастыри по церковным делам следуют к  патриарху
Филарету.
     - Нет,   отец  Трифилий,   -   упрямо  возразил  царь,  -  Моурави  нам
осмеливается указывать, но мы возжелали царствовать по своему усмотрению.
     - Истину глаголет ставленник неба! - пробасил игумен Харитон.
     "Очевидно,  что-то утаивают,  -  думал Саакадзе, - недаром злорадствует
Чолокашвили и упорно безмолвствует духовенство".
     Бесшумно открылась дверь,  вошел преподобный Евстафий и  сухо  объявил,
что святой отец устал от многословия. Трапеза ждет царя и католикоса.
     Саакадзе вздрогнул:  впервые  он  не  приглашался к  столу  католикоса.
Значит,   все  заранее  подстроено.   Какое  же   важное  решение  замыслили
ставленники неба?
     Но  Саакадзе  скрыл  волнение и  дружески улыбнулся подошедшему к  нему
Трифилию.
     - Забыл тебе  передать,  Георгий:  твой сын  Бежан просит удостоить его
посещением.  Соскучился,  а  дела  монастыря не  позволяют направить коня  в
Носте.
     - В Носте? - насторожился Георгий. - Разве я не в Тбилиси живу?
     - Сейчас  весна;   наверно,  прекрасная  Русудан  захочет  отдохнуть  в
цветущем Носте.
     - Спасибо, друг, не замедлю проведать сына.
     Не успел Георгий вдеть ногу в  стремя,  как степенный монах передал ему
просьбу католикоса не опоздать на вечернюю беседу.
     Не  сразу  направился Георгий  домой:  надо  обдумать  внезапный  совет
Трифилия посетить Кватахевский монастырь, а семью проводить в Носте.
     Доехав до  угла  Метехского моста,  он  свернул к  Дабаханскому ущелью.
Шумно бежал ручей,  оставляя на  отшлифованных камнях белую пену,  мгновенно
исчезавшую.
     "Клятвы и  уверения царя и князей подобны той пене.  А разве я принимал
их  за  постоянные ценности?  Ради  победы  над  шахом  Аббасом  стремился я
объединить огонь и  воду,  но  действительность убеждает:  нельзя объединить
необъединимое.  А если смертельная опасность на пороге? Значит, надо бросить
на нее и огонь и воду...  Чем же собирается угостить меня неблагодарный царь
в сообществе с неблагодарным католикосом?"
     Эрасти решительно схватил под уздцы Джамбаза и повернул в сторону дома.
     К  удивлению  Саакадзе,  его  ждали  в  просторном  дарбази  не  только
встревоженные "барсы", но и Зураб.
     - Пока  не  развеселитесь от  хорошего вина,  не  позволю портить яства
разговором о  коварстве  монахов,  -  твердо  заявила  Русудан  и,  угадывая
настроение Георгия,  принялась рассказывать о  затее  молодежи  устроить  на
пасху пляски ряженых.
     Хорешани  понимающе  улыбнулась и  предложила устроить  поединок  между
стихотворцами Тбилиси и Телави. А когда подали черное бархатное вино и Зураб
сердечно  заявил,  что  осушает  рог  за  процветание рода  дорогого  брата,
Саакадзе повеселел:  "Конечно,  Зураб знает о  предстоящей облаве монахов на
"барса", иначе неожиданно не прибыл бы в гости, а раз прибыл - значит, решил
помочь "барсу" одолеть монахов".
     - Помни, - торжественно заверил Зураб, провожая Георгия к католикосу на
вечернюю беседу,  -  я  с  тобой,  и,  что бы ни случилось,  во всем на меня
рассчитывай, если даже придется ущемить мой кисет. Сердце и меч князя Зураба
Эристави Арагвского в твоем колчане...

     На  площади перед  оградой мерцали светильники,  но  дворец  католикоса
словно вымер:  ни  свиты князей,  ни гогота конюхов,  лишь у  главного входа
сидел на скамье старый монах и  перебирал черные четки.  "Замыслили провести
разговор под покровом тайны",  -  усмехнулся Саакадзе,  следуя за служкой по
темному проходу.
     Небольшая келья до самых сводов тонула в  полумраке,  лишь возле кресел
царя  и  католикоса горели свечи в  серебряных подставках и  в  углу голубая
лампада  бросала  отсветы  на   икону   "грузинских  святителей,   мучеников
преподобных".  В  другом  углу  вздымался  мраморный  крест,  высеченный  из
обломков престола Луарсаба I.  Строгость убранства напоминала входящему, что
здесь надо забыть о мирской суете и прославлять вели