рщась, ехал Папуна. Он, конечно,
мог бы обойтись без арагвского веселья,  но раз "барсы" не едут,  необходимо
ему   тащить   иноходца  в   горы.   Всадники  умышленно  обогнули  лавчонку
Попандопуло.  Не без улыбки Эрасти заметил,  как Керим и  грек,  притаясь за
дверью, смотрели вслед Моурави.
     - Уже подсказывает, - усмехнулся Автандил.
     Безмолвствовала лишь Русудан.  Смутная тревога не оставляла ее. Вот она
едет в родной замок,  но почему так нехорошо бьется сердце? Почему солнечный
день подобен ночи?  Почему то видит, то не видит она Георгия? Куда скачет от
нее Автандил?
     - Не печалься,  моя Русудан, я с тобою. Смотри, как красиво развевается
над Метехским замком стяг царя Теймураза.  Да будет день радости,  когда мы,
победив Иран, вернемся сюда и водрузим непобедимое знамя Картли.

     Наотрез отказавшись ехать в Ананури,  "барсы" пировали у Хорешани.  Под
легкий звон дайры Магдана,  изгибая нежные руки,  плыла в  картули,  грустно
улыбаясь. Бедняжка до ужаса боялась, что отец потребует ее обратно в Марабду
и выдаст замуж за страшного арагвинца.  И хотя "барсы" божились,  что скорее
кабан женится на сороке,  чем Зураб на чудесной княжне,  а  Хорешани и  даже
Русудан  обещали  ей  покровительство,  она  не  переставала трепетать перед
властью отца, а теперь...
     О,  еще  бы,  не  восхищаться картули!  Как  беззаботно веселье в  этом
сверкающем  разноцветной  слюдой  дарбази,  любимом  Хорешани.  Как  чудесен
вытканный  узорными  кувшинчиками длинный  хорасанский ковер:  спускаясь  по
ступенькам,  он сливается с дивным садом. Даже Циала немного повеселела. Она
гостила в  Носте  у  родных,  а  сейчас  приехала повидать обожаемую княгиню
Хорешани.  А  Даутбек надел белые цаги.  Но почему продолжает он избегать ее
взгляда?  Неужели может служить помехой знатность?  Разве Русудан и Хорешани
не были княжнами?..
     Лукаво улыбаясь посеребренной чинаре, луна закачалась над благоуханными
ветвями.
     Как очутилась здесь Магдана? Да, после картули.
     И Даутбек не знал,  почему последовал за княжною, скользнувшей в словно
нарисованный сад.
     Голубой воздух  загадочно мерцал и,  маня  надеждой,  увлекал в  лунные
дали.  Деревья словно растворились в  бледном сиянии,  и трава едва прикрыла
искрящийся,  как  кристалл,  родник.  Прозрачнее воды,  точно  вырезанные из
стекла, листья вызванивали таинственный напев, наполняя сад очарованием... И
под  нежный  звон  листьев,  поблескивая холодными  огоньками,  кружились  в
картули светлячки.
     Магдана удивленно оглянулась: сквозь зеленую кисею сверкал сад, сад без
теней, сад грез... Светло-светло, как в детском сне...
     Стараясь  удержать  шум  сердца,  слушал  отважный  "барс"  застенчивое
признание княжны...  Нет,  в мрачную Марабду она не вернется!  Не надо ей ни
богатства,  ни  холодной изысканности отца.  Ей необходим прозрачный воздух,
необходим  свет,  как  в  светлом  сне.  И  радовалась она  неудаче  княгини
Цицишвили, которая просила владетеля Сабаратиано прислать украшения Магданы.
"Будет выходить замуж,  - ответил князь Шадиман, - вручу приданое достойному
мужу,  а пока дочь сиятельного князя Шадимана Бараташвили сама себя украшает
лучистыми  глазами  и  змееподобными  косами.  Многочисленные  же  фамильные
драгоценности  могут  лишь  утяжелить  нежную  красоту  княжны"...   Магдана
умолкла.
     Не  показалось ли  ей,  что  и  Даутбек обрадовался такому ответу?  Так
почему  молчит  суровый воин?  Почему  томит,  почему не  замечает девичьего
волнения?  Неужели сердцу его недоступно сияние луны?  Ведь даже для Гиви не
тайна, почему так часто гостит она у Хорешани.
     - Все замечают,  княжна,  что я,  Даутбек,  готов отдать жизнь за  твое
счастье.
     - Мое счастье? Видно, оно скрывается за горами, иначе было бы рядом.
     - Князь Шадиман ненавидит азнауров даже больше, чем азнауры его.
     - А разве нельзя забыть, что я дочь князя?
     - Нельзя,  князь  напомнит об  этом,  а  сейчас  не  время  возиться со
"змеями".
     - Иногда "барсы" больше приносят огорчений, хотя и приятнее "змей"... -
И Магдана, обронив слезу, убежала в глубину сада.
     Не   последовал   за   ней   Даутбек:   не   по-рыцарски   пользоваться
неискушенностью чистого сердца.  Что может дать он мечте, отягощенный годами
прошлого и думами о предстоящем?  Что может дать взамен рая,  который таит в
себе любовь Магданы?  Не  достойна ли  она  хрустального пера Руставели?  Не
достойна ли голубого замка,  сооруженного из радостей?  Не достойна ли меча,
завоевавшего для  нее  царство белых слонов?..  А  он  кто?  Трава,  которой
случайно коснулись ее ножки,  пробегая тропинкой жизни.  Он даже не в  силах
пожертвовать ради нее дружбой...  Не в силах ли?! Что? Кто посмел подсказать
такое?! Нет, Димитрия могут вырвать у него только с сердцем!
     Словно слившийся с  побледневшей ночью,  опустив голову,  сидел Даутбек
весь во власти борьбы пламенных желаний и холодного рассудка.
     Так  его утром и  нашли Дато и  Хорешани.  Отважный "барс" бессмысленно
посмотрел на  играющий в  росинке луч свежего солнца,  на  что-то  кричащего
Дато, махнул рукой и, дернув калитку, молча вышел из оживающего сада...
     Хорешани  не  удерживала заплаканную Магдану.  И  она  в  сопровождении
Димитрия и  Матарса выехала в замок Цицишвили,  где жила до сегодняшнего дня
спокойно, окружен