|
алась судьба царя Луарсаба
Второго. Говорили негромко, говорили с жаром или с печалью. Все взвешено,
все обдумано. Только Саакадзе продолжает молчать, тяжелое раздумье омрачило
его лицо.
- Георгий, почему молчишь? Или не веришь в удачу?
- Нет, мой Даутбек, верю. План Керима предвещает полную удачу. Оттого и
забота моя, что приходится отказаться от верного способа спасти... спасти
дитя мое... спасти страдальца.
- Георгий, остановись! Неужели ты откажешься? Подумай о Тэкле, вспомни
о ее муках...
- Мой Димитрий, иногда лучше муки одного, чем бедствия всей страны.
Подумайте, друзья мои, на что вы толкаете Картли. Куда прибудет Луарсаб? В
Метехи? Но Теймураз венчался на объединенное царство. Он пойдет войной на
Тбилиси. К нему присоединится Зураб Эристави, его зять. Кроме Мухран-батони,
Ксанских Эристави, ну еще Липарита, к нему присоединятся остальные князья,
ибо напугает их возможность моего нового возвышения и меч моей мести. А
разве шах Аббас так простодушен, что не воспользуется кровавым междоусобием
и не ринется преждевременно на раздираемую смутами Картли?
- Страшную правду говоришь, Георгий, но можно такое решить: Луарсаб и
Тэкле скроются временно о Кватахеви у Трифилия.
- Луарсаб не из тех царей, что прячутся от опасности.
- Я повторяю, скроется временно. Дато выедет в Кутаиси и обеспечит царю
и царице пребывание в Имерети до окончания войны с Ираном. Ты ведь знаешь,
как имеретинская царица любит Тэкле, с какой нежностью она примет несчастное
дитя.
- Но, Даутбек, никогда Луарсаб не согласится на такое - и потому, что,
полный возмущения, он захочет драться с шахом Аббасом, и потому, что, считая
Картли своим царством, не унизится до просьбы спрятать его до той поры, пока
Теймураз и Моурави не победят перса... Нет, друзья мои, вы плохо знаете царя
Луарсаба. Если он не удостаивает вниманием издевательства Али-Баиндура, если
каждый день в течение почти шести лет терзается муками за Тэкле, стоящей с
протянутой рукой у его тюрьмы, то, конечно, не для унизительных проступков.
Царь Луарсаб может вернуться только в Метехский замок. Это говорю вам я,
Георгий Саакадзе.
- А если ради Тэкле царь временно согласится...
- Тэкле не допустит, как не допустила его принять ради нее
магометанство. Но если бы я и ошибся, все равно невозможно. Шах не простит
Картли побега Луарсаба, ибо это вызовет насмешки над ним иноземных
государств. Шах сговорится с Турцией, пойдет на многое, отдаст даже земли,
взамен полумесяц будет освещать "льву" дорогу в Картли-Кахети.
Долго безмолвствовали. Димитрий шумно вздохнул:
- Значит, жертвуешь Тэкле?
- Во имя Картли... - Саакадзе вздрогнул: ему почудился Паата... потом
бледное лицо Тэкле. - Во имя Картли, - повторил он твердо.
- Ага мой и повелитель, осмелюсь сказать: тот, кто удостоился видеть в
эти несчастные годы царя Луарсаба, тот не может спокойно укладывать на
бархатные мутаки свою совесть... Ты не знаешь царя Луарсаба.
- Что?! - Георгий вдруг вспомнил Кватахевский монастырь. Тогда Тэкле
тоже сказала: "Ты не знаешь Луарсаба, не знаешь моего царя". Нет, он,
Георгий Саакадзе, знает царя Луарсаба, знает царей: их опора - князья. И
пока не будут разбиты княжеские твердыни, пока владетели замков не
превратятся в поданных, обязанных перед царством, князья будут владеть
царем, а не царь князьями.
- И светлую, как снег на вершине, Тэкле тоже не знаешь.
- Нет, Керим, я знаю мое дитя Тэкле. Еще давно, положив доверчиво свою
головку на мое плечо, она молила: "Брат, мой большой брат, не обижай
девочек, они не виноваты".
- Тогда, о мой повелитель, скажи, есть ли на земле земля, куда бы я мог
проводить царя и царицу, ибо я, раб пророка Аали, решил спасти их...
- Я знаю и Луарсаба, мой благородный Керим, и потому помогу тебе
советом.
- О мой повелитель, назови такое царство, где рады будут царю Луарсабу.
- Русия.
Дато удивленно вскинул глаза, Даутбек невольно приподнялся.
- Как ты сказал, Георгий?!
- Русия... Единственное царство, которое окажет достойный прием
царю-мученику, не побоясь гнева шаха, и поможет Луарсабу вернуть трон
Картли. Единственное царство, куда без унижения последует Луарсаб.
- Но, Георгий, еще неизвестно, внемлет ли патриарх Филарет просьбе
Феодосия.
- Эх, Дато, если и внемлет, все равно шах Аббас потребует у Русии
выдать...
- Не посмеет, Даутбек.
Керим поднялся, приложил руку ко лбу и сердцу:
- Пусть Мохаммет будет свидетелем моих слов... Я, иншаллах, буду
сопровождать царя и царицу. Мною спрятаны в доме царицы два наполненных
туманами кувшина, они помогут благополучно совершить путешествие.
Саакадзе смотрел в глаза Керима. Они полыхали тысячелетним огнем отваги
персидских витязей. "Странно, почему я думал, что Керим ростом не выше
Ростома... Гораздо выше и гибче, чем Элизбар. И умом кре
|
|