сразу  делами  майдана Саакадзе не  удалось.  Прискакал из
Ананури гонец и  еще не скинул бурку,  а уже протянул свиток со свисающей на
шнуре печатью Зураба.
     В  послании,  наполненном  дружескими  пожеланиями и  восхищением силой
слова  Георгия,  которое  убедило  царя  Теймураза оказать милость владетелю
Арагви, Зураб лихорадочно торопил Георгия:
     "...В Ананури уже прибыли двенадцать епископов. Вот-вот пожалуют царица
Натиа и царевна Нестан-Дареджан с многочисленной свитой. Встретить их должна
Русудан.  Почему же  медлит сестра моя?  Или  ей  не  ведомо,  что наша мать
состарилась и что никто, кроме Русудан, гордой и приятной, не может блеснуть
фамильной знатностью?.. Медлишь и ты, Георгий, забыв, что брат для брата так
же в солнечный день,  как и в черный. Нехорошо и то, что католикос может вас
опередить.   Святой   отец   церкови   должен   сочетать  меня   и   царевну
Нестан-Дареджан в священном браке..."

     Витиеватые прославления дома Великого Моурави в гонце послания Саакадзе
пропустил мимо глаз.  Бросив виток в  нишу,  он поспешил в дарбази,  где его
ждал еще не остывший от возмущения мелик.
     Более  двух  часов  совещался Саакадзе  с  Варданом Мудрым,  подыскивая
средство,  как  заставить  картлийский майдан  вновь  подняться  на  вершину
благополучия...
     - Сейчас,  мой Вардан,  необходим шум весов и звон аршина. Это заглушит
страх  у  купцов  Тбилиси  и  родит  надежды.  Неудача архиепископа Феодосия
охладит кахетинцев,  а пока используй свадьбу князя Зураба. Я знаю, что мало
осталось  дорогих  изделий.  Но  надо  напрячь  усилия,  собрать  караван  и
направить в Ананури.  Там кичливые князья,  тщеславясь, раскупят для княгинь
бесполезные украшения. Мне купцы пусть привезут алмазное ожерелье, - поднесу
как  добавочный подарок царевне Нестан-Дареджан.  Весть об  этом караване не
оставит спокойными купцов Телави. Надо бороться за равновесие весов царства.
     Ушел Вардан от  Моурави с  тяжелым чувством:  не допустит царь Теймураз
расцвета торговли Картли.  Но и он,  тбилисский мелик,  не допустит переноса
торговли в Кахети. Пусть для поединка ему придется вытащить из тайников даже
личное богатство, но майдан воссияет, и иноземные купцы с восхищением начнут
расхваливать  ведение  торговых  дел  картлийскими  купцами...  Поскорее  бы
посольство из Русии возвратилось...  Моурави никогда не ошибается.  Алмазное
ожерелье Гурген сам  повезет,  как  раз есть такое.  Нуца огорчится:  твердо
решила преподнести эту редкость невесте Автандила после венца.  Но  пока сын
Моурави женится,  индийские купцы лучшее привезут.  Должны привезти,  ибо их
будут  манить  в  Картли  загадочные звезды из  лунных камней на  прозрачных
покрывалах из воздуха. Эту приманку придумал веселый азнаур Дато. Без такого
товара с  луны,  шутит  он,  Вардану труднее поднять торговлю,  чем  павшего
осла...

     Непосильная  тяжесть  легла   на   сердце  Русудан.   Она   никогда  не
перелистывала "Карабадини", но сейчас покорно смотрела, как Дареджан открыла
лекарственный ящик,  достала сироп, приготовленный из сушеных фиалок и меда,
наполнила четверть чаши и решительно протянула ей.
     Неизвестно,  перестало ли от сушеных фиалок усиленно биться сердце,  но
Русудан продолжала равнодушно смотреть на торопливые сборы, Георгий сказал -
не поехать невозможно,  это равносильно разрыву. Автандил и Иорам тоже пусть
готовятся к веселью.
     С  болью  вспомнила Русудан венчание Нестан.  Как  сияла тогда красивая
невеста, а в глазах Зураба отражался пыл любви!.. А теперь? Русудан никак не
могла побороть в  себе чувство отчужденности к  брату.  Нет,  не по-рыцарски
поступает наследник доблестного Нугзара!  Он в  жестокой власти честолюбивых
видений... Разве кто-нибудь из "барсов" способен был на подобное? А ведь они
все  почти  из  глехи.   Прав  Георгий  -   благородство  никогда  не  будет
неотъемлемым достоянием знатных...

     Накануне выезда,  когда на  конях уже красовались чепраки с  ностевским
значком, а на грузовых верблюдах покачивались вьюки с праздничными нарядами,
когда "барсы" собрались у Саакадзе и уже опорожнили тунги вина за счастливую
дорогу,  в калитку кто-то условно постучал: два раза, затем один раз и снова
два раза. Эрасти прислушался и вдруг изумленно крикнул:
     - Керим! Так только Керим стучит! - И стремглав выбежал.
     - В пьяном сне приснился ему Керим, - поморщился Папуна.
     - Полтора часа буду смеяться над  беспокойным джейраном,  если вернется
один.
     Но  за  полуоткрытой дверью мелькнул широкий зеленый халат,  барашковая
шапка взлетела на крюк,  звякнула кривая сабля,  и порывисто вошел Керим.  В
уголках его глаз затаилась грусть,  но смуглое лицо освещала улыбка огромной
радости.
     И так неожиданно было его появление,  что сначала никто не шевельнулся,
словно вновь увидели за плечами Керима минареты Исфахана и  почувствовали на
своих лицах жар персидских пустынь.
     Первым опомнился Саакадзе и поспешил навстречу вошедшему.
     - Дорогой мой Керим,  злой или добрый ветер занес тебя в Тбилиси?  -  В
вопросе Саакадзе слышалась тревога.
     - Дитя мое Тэкле! - прошептала побледневшими губами Русудан.
     - Властелин и  повелитель моей  воли,  неизбежно мне  бр